Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских - [78]

Никогда не упускавший возможности, он использовал этот визит, чтобы добиться работы и признания Уоллис, но, как обычно, безрезультатно. Он привел с собой адвоката Генри «Хэнка» Уильямса, узнав, что ежегодное пособие в размере 10 000 фунтов стерлингов прекратилось со смертью короля. После переговоров выдача денег возобновилась при условии, что он не должен въезжать в Великобританию, иначе его обложат налогом. Тем временем, в отсутствие герцога, Уоллис продолжала свой роман с Джимми.

Понимая, что им вряд ли когда-нибудь разрешат поселиться в Великобритании, на деньги, заработанные на «Истории короля», герцог и герцогиня решили арендовать загородный дом у сценографа Этьена Дриана. Они выбрали мельницу семнадцатого века, Ле Мулен де ла Тюильри, примерно в двадцати милях от Парижа, состоящую из четырех каменных зданий с мощеным двором и расположенную на двадцати акрах земли.

На следующий год пара решила купить его, первый и единственный дом, которым они когда-либо владели. В каждой спальне были добавлены ванные комнаты, создана современная кухня и построен бассейн. Это должен был быть новый форт Бельведер герцога, в котором в течение следующих двадцати лет пара хотела чувствовать себя наиболее непринужденно.

Джон Фаулер и Нэнси Ланкастер из знаменитой фирмы «Коулфакс энд Фаулер» были привлечены для украшения дома, решив создать розово-абрикосовую гостиную с французскими окнами, ведущими в сад. Джесси Донахью заплатила за косметический ремонт спальни Уоллис, которая была полностью белой, с балками, натертыми воском до тусклого золота, и огромной кроватью с балдахином, покрытой подушками. Спальня герцога с казарменной койкой «напоминала чердак, заваленный книгами по гольфу, фотографией Арнольда Палмера с автографом, старыми пластинками группы «Карусель» на 78 оборотов в минуту, нотами «Джипси», стопками старых журнальных статей и газетных вырезок»[703].

Здесь была красочная итальянская керамика, удобные диваны, каменные камины, ярко-желтые и огненные занавески и множество подушек с вышитыми надписями, такими как: «Никогда не объясняй – никогда не жалуйся». «Там было очень ярко, узорчатые ковры, много абрикосового и действительно больше в стиле Палм-Бич, чем английского или французского», – вспоминала Диана Мосли[704]. «Претенциозно и чересчур… Медальоны на стенах, причудливые пуфы, бамбуковые стулья. Не слишком-то хорошо», – таков был вердикт Сесила Битона[705]. Дизайнер Билли Болдуин был еще более прямолинеен: «Большая часть Мельницы была ужасно безвкусной, слишком преувеличенно, слишком сложно и напрочь лишено истинного очарования»[706].

Главный гостевой коттедж с двумя спальнями и ванными комнатами был увешан гравюрами в рамках с изображением коронации Георга IV и выставленной герцогской коллекцией из 70 тросточек. Все было приспособлено для комфорта гостей. С «небольшим баром, снабженным виски, джином, водкой, горькими напитками, стаканами, льдом и всеми мыслимыми гарнирами для коктейлей… В каждой спальне также был термос с водой со льдом, на прикроватном столике лежали новейшие книги, писчая бумага и открытки (даже марки), ручка, чернила, сигареты – с фильтром и без фильтра, простые и с ментолом – спички (зеленые книжечки с белым тиснением «Мулен де ла Тюильри»), прикуриватель и радиоприемник»[707].

Двенадцатиметровый амбар был превращен в святилище жизни, которую отверг герцог: стены увешаны трубными знаменами сифортских горцев, трофеями для забивания свиней и бега с препятствиями, барабанами гренадеров и валлийских гвардейцев, которые иногда использовались в качестве столов, коронационными кружками 1937 года, рамкой с образцом каждой пуговицы, использовавшейся британской армией во время Первой мировой войны, памятные медали и стол Чиппендейла, на котором он подписал Акт об отречении.

Дизайнеру сада Расселу Пейджу было поручено спроектировать традиционный английский загородный сад с травянистыми бордюрами, камнями и различными водными объектами. Герцог должен был провести большую часть своих выходных, создавая в этом «уголке чужого поля» Англию, которую он оставил позади, с ее огороженным садом, «флоксами и люпинами, хризантемами, астрами и розами дюжины цветов. Его фаворитом была роза герцога Виндзорского, которую создал английский садовник и назвал в его честь»[708].

Здесь пара развлекалась большую часть выходных, следуя строгому ритуалу. Сначала приглашение по телефону, за которым последовала выгравированная открытка с герцогской короной зеленого и малинового цветов, на которой было написано: «Это должно напомнить вам, что герцог и герцогиня Виндзорские ожидают вас в субботу… на чаепитии». К письму прилагалась записка с указаниями. Герцога привезут на его даймлере, герцогиня последует за ним в кадиллаке со своими горничными.

После чая гости удалялись, чтобы принять ванну и переодеться к ужину, всегда в стиле «черный галстук», хотя герцог часто надевал один из своих килтов. Гости обнаруживали, что их чемоданы распакованы, одежда выглажена, а обувь начищена. После напитков в зале с горячими закусками, поданными на серебряных блюдах, в 21 час герцогиня сопровождала дам на ужин. Лучшие блюда и вина подавались ливрейным персоналом Виндзоров. Трапеза заканчивалась закусками – эту практику они ввели по примеру французов, которые утверждали, что «невозможно есть яичницу-болтунью после шоколадного льда». Герцог и его гости могли остаться пить портвейн. На следующее утро завтрак, который нужно было заказать накануне вечером по карточке меню у их кровати, подавался в каждый номер. Затем были напитки перед обедом на террасе и обед в амбаре за двумя столами, во главе которых – каждый из Виндзоров. Затем гостям предлагалось удалиться.