Король пепла - [36]

Массивная атака позволила войску Харонии продвинуться к городу, сметая муэдзинов. Единороги еще сопротивлялись, бросаясь во все стороны, круша кости и челюсти солдат-монстров. Фатум, сев на своего Единорога, быстро пересчитал выживших. Двадцать, может быть, тридцать Хранителей еще возвышались над человеческим морем.

Он также заметил, что созданный Хадиком и его сновидцами мираж окончательно развеялся, и его обрывки, сносимые восточным ветром, пролетали над вражеским лагерем.

Безумная идея осветила его сознание. Не мешкая, он ударами сабли расчистил себе дорогу, повернул Единорога и поскакал на запад.

Он не успел заметить, последовали ли другие муэдзины его примеру. Устремив взгляд на один из обрывков сна, паривший перед ним, он подгонял Единорога, стараясь набрать скорость и догнать мираж.

Фрагмент пейзажа, представлявший вершину одной из дюн, уже почти исчез, когда Фатум поравнялся с ним. Словно акробат муэдзин встал на спине Хранителя, ухватил обрывок миража и, садясь обратно верхом, зажал его в руке на манер флага.

Фатум остановился, чтобы разглядеть, где его соратники: он заметил полдюжины воинов, также схвативших по обрывку миража. Он подождал, пока они поравняются с ним, и они вместе продолжили продвижение.

Муэдзины двигались по болотистой местности. Под болезненным влиянием Темной Тропы песок в пустыне превратился в отвратительную бурую магму, смешанную со свернувшейся кровью и другими веществами, которые Фатум предпочел не опознавать. Здесь харонцы были не так многочисленны: большая часть их уже двинулась в город. Фатум надеялся, что в столице достанет воинов, чтобы дать им отпор.

Однако появление Единорогов не застало арьергард харонцев врасплох. Уродливые горбатые солдаты бежали в сторону муэдзинов, потрясая алебардами с зазубренными лезвиями. Несмотря на физические недостатки, они передвигались довольно быстро и обладали впечатляющей мускулатурой.

— Смотрите! — крикнул Фатум другим жрецам, наблюдая за приближением харонцев. — Позади них! Это сердцевина Темной Тропы! Готовы?

Шесть всадников, словно слитые воедино, поскакали галопом, по дороге скрещивая клинки с харонцами. Один из муэдзинов пал от удара огромного вражеского меча, и его тело, разрубленное пополам, повалилось на землю с хлюпающим звуком. Другого задержали сразу трое харонцев, и ему пришлось спешиться, чтобы спасти своего Единорога. Он смело вступил в схватку с ними. Он всадил саблю в живот одного из противников, а затем одним движением отрубил обе руки другого — отрубленные руки продолжали все так же крепко сжимать алебарду. Однако третий сбил его с ног и прикончил, разбив его голову, как яичную скорлупку.

Фатум и оставшиеся в живых муэдзины тем не менее достигли своей цели и заставили Единорогов прыгнуть через Темную Тропу, представлявшую собой черный ров, а сами бросили туда обрывки миража.

Реакция последовала незамедлительно: материализовавшийся сон погрузился в борозду, источавшую характерный запах смерти, и земля вспучилась в жестоких конвульсиях.

Темная Тропа, переполненная чарующими видениями властелинов миражей, ссохлась по всей длине, распространяя болезнь на много локтей, и наконец рассосалась.

Единороги и муэдзины, бывшие уже далеко, с радостью осознали: ни один харонец больше не появится в этом месте.

Увы, возвращаясь к городу, они увидели Единорогов, расчлененных отравленными мечами черных орд, мучительные жалобы Хранителей леденили кровь. Добравшись до Эль-Задина, муэдзины пали на колени и зарыдали. Их три Единорога были единственными, кто выжил в этой битве.

Фатум не проспал и двух часов, как в дверь его комнаты постучали. Он подскочил на кровати и велел войти.

Юный Всадник Песков распахнул дверь.

— Они… они пришли!

Муэдзин встряхнулся и резко спросил:

— Кто? Что?

— Идите сюда! Смотрите сами!

«Неужели это конец? Неужели Харонии удалось захватить город?» — подумал Фатум, устремляясь вслед за Всадником по обитому коврами коридору. Тем не менее вид у юноши был вовсе не отчаявшийся, что удивило муэдзина. С тех пор как погибли Единороги, надежда, казалось, навсегда покинула Эль-Задин.

Он вышел из дома и оторопел.

На площади Мучеников стояла диковинная конница. Великолепные Пегасы, чья удивительная шерсть отражала белесый лунный свет, били копытами по мраморным плитам. Семеро из них несли на себе юношей с длинными волосами, такими же белыми, как гривы их лошадей.

Восьмой мужчина, в серебристых доспехах, снял свой шлем, украшенный султаном, и приветствовал Фатума. Он уже собрался заговорить, но предпочел передать слово светловолосому юноше в плаще. На его усталом лице, покрытом копотью и пылью, сияла широкая улыбка.

— Ваше Святейшество, — торжественно сказал подросток, — соблаговолите принять дар лиги фениксийцев.

Фатум обернулся, оглядывая площадь.

Светловолосого монаха сопровождали другие. У их ног стояли огромные чугунные корзины, откуда торчали ножны и эфесы мечей.

Ликование жителей столицы было недолгим. Принесенные фениксийцами мечи, символ победы, означали лишь грядущие битвы, смерти, целесообразность которых невозможно было определить.

Именно об этом только что упомянул Фатум во дворце, украшенном многочисленными мозаиками, где была сосредоточена вся власть Ликорнии. Здесь, в Зале Кланов, назначались все важные встречи, во время которых вот уже много столетий решалась судьба страны.