Король на войне - [4]

Тщательно продуманная церемония началась на рассвете. В 8 часов 15 минут утра расчет Королевских ВВС, последним заступивший в почетный караул, сверкая белыми ремнями на темно-синих шинелях, вошел в западные ворота и расположился слева, лицом к главному входу Вестминстер-холла. За ними вошли подразделения Королевской морской пехоты и Колдстримского гвардейского полка – и те и другие в серой полевой форме. Штандарт суверена сопровождали младший офицер Королевских конных гвардейцев, знаменосец и трубач. Тишину внутреннего двора Нового дворца нарушали лишь отрывистые военные команды.

Под звон колоколов аббатства у входа во дворец встал артиллерийский лафет, на котором королю предстояло отправиться в последний путь. Офицеры Гвардейского гренадерского полка, обнажив головы в знак уважения, вынесли гроб и поместили его на лафет. Куранты Биг-Бена ударили в первый раз. И вот под звуки духовых и барабанов, доносившиеся из отдаленного Уайтхолла, лафет двинулся к западным воротам и дальше по Лондону, а вслед за ним тронулись семь экипажей с членами королевской семьи и представителями других монархий.

Девять дней тому назад британцы и вся империя узнали о смерти Георга VI. Страна погрузилась в глубокий траур; тон задал Уинстон Черчилль, снова ставший премьер-министром в октябре прошлого года: в своем, как всегда, сильном выступлении по радио он превозносил заслуги короля, а о его смерти сказал, что она «заглушила обычные для жизни ХХ столетия шум и суету и заставила миллионы и миллионы людей во многих землях на мгновение остановиться и оглянуться вокруг»[2]. Полились бесчисленные речи с восхвалениями решающей роли, которую «король Георг Добрый», как стали называть его газеты, сыграл в подъеме нации в годы Второй мировой войны, когда не только независимость, но и само существование его государства буквально висели на волоске. Не забыли и о заикании короля; этот дефект, явный для всех, кому довелось его слышать, крайне редко обсуждался при жизни августейшей особы, как и помощь, которую ему оказал австралийский логопед Лайонел Лог, с завидной дикцией и без обиняков выражавший свои мысли. Безусловно, война оказалась тяжким бременем для не блиставшего здоровьем короля. В конце 40-х годов он перенес несколько тяжелых болезней подряд, а в сентябре 1951 года ему удалили пораженное раком левое легкое. Поэтому в ноябре, на открытии парламента, речь вместо короля зачитывал лорд-канцлер Саймондз, а рождественское обращение записывали заранее и бились над ним без малого два дня. И все-таки к концу января нового, 1952 года король как будто пошел на поправку; тогда-то принцесса Елизавета и герцог Эдинбургский отправились в поездку, которая начиналась в Восточной Африке и должна была продолжиться в Австралии и Новой Зеландии.

5 февраля, в Сандрингеме, король выглядел вполне довольным жизнью: почти весь день, до сумерек, он охотился вместе с соседом, лордом Фермоем, и подстрелил девять зайцев. После дружеского ужина, около полуночи, Георг лег в постель. На следующее утро в половине восьмого дворецкий Джеймс Макдональд, как обычно, принес утренний чай. Не получив ответа на стук в дверь, Макдональд зашел в королевскую спальню и обнаружил там бездыханное тело. Позвали за главным придворным врачом Джеймсом Анселлом, и он официально объявил о смерти. Ее причиной стал совсем не рак, а коронарный тромбоз – роковой для сердца сгусток крови, – и, вероятнее всего, король скончался вскоре после того, как заснул.

Тут же заработала хорошо отлаженная машина: в 8:45 главный личный секретарь короля Алан Ласеллз позвонил в Лондон своему заместителю сэру Эдварду Форду; тот был еще у себя, в квартире на Парк-Лейн. Ласеллз, опытный придворный, служивший сначала отцу, а потом и старшему брату Георга, произнес условную фразу:

– Гайд-парк Гарденз. Сообщите королеве Марии и премьер-министру.

Этого было вполне достаточно.

Форд, сын духовного лица, питомец Итона и Оксфорда, стал заместителем личного секретаря в 1946 году, успев побывать воспитателем египетского короля Фарука, несколько лет прослужить по юридической части, а потом – в Гренадерском гвардейском полку. Через полчаса после звонка Ласеллза он уже прибыл на Даунинг-стрит, 10, к Уинстону Черчиллю. Премьер-министр был еще в постели, жевал незажженную сигару и собирался изучать документы Министерства иностранных дел, разбросанные вокруг. Рядом на столике стояла свеча – от нее он обычно прикуривал.

– Премьер-министр, я к вам с плохой вестью, – с места в карьер начал Форд. – Ночью умер король. Больше мне пока ничего не известно.

– Да уж, весть – хуже и быть не может! – воскликнул пораженный Черчилль, откинувшись на подушки. Он готовился говорить о внешней политике в палате общин, но в расстроенных чувствах отшвырнул бумаги.

– Наш начальник умер, – сказал он. – Какая теперь это все ерунда.

Затем Форд отправился в Мальборо-хаус, чтобы сообщить печальную новость королеве Марии, матери покойного. Шестнадцать лет тому назад не стало Георга V, ее мужа. Теперь в могилу уходил сын. Форду показалось, что она обо всем догадалась сама, но все же удар оказался тяжел. «Какой ужас, – только и выговорила она. – Какой ужас…»