Король Фейсал и полковник Лоуренс - [6]

По возвращении в Каир Лоуренс, как говорит его биограф, постарался сделать себя совершенно ненавистным сослуживцам и в этом успел вполне: «начальство, которому он надоел, решило от него избавиться во что бы то ни стало». Его послали с миссией к шерифу Хусейну — выяснить на месте характер и шансы восстания: может быть, и в самом деле выйдет толк.

Сыновья шерифа, Абдулла, Али и Зеид, разумеется, встретили британского офицера как дорогого гостя. Но они гостю не понравились; вождя среди них он не нашел: один был болен чахоткой, другой — легкомысленный человек, третий — 19-летний мальчик. Лоуренс слышал, что у Хусейна есть еще сын, опытный воин. Но он находился при своей армии, в пустыне. Лоуренс решил к нему съездить. Ему дали проводников. Путешествие длилось несколько дней.

Где-то далеко, в пустыне, находится Уади-Сафра, некоторое подобие оазиса: холм, покрытый садами, с сотней лачуг у подножия, с длинным низким домом наверху. Раб проводил английского гостя к вождю арабского лагеря. «Во внутреннем дворе дома, — пишет Лоуренс, — против входа, у двери черного цвета неподвижно стоял, поджидая меня, человек в белой одежде. С первого взгляда я почувствовал, что нашел того, кого искал в Аравии, нашел вождя, который приведет восстание к блестящей победе. Это был человек очень высокого роста, стройный, как статуя, особенно тонкий в своем широком шелковом одеянии. Глаза его были опущены, бледное лицо казалось безжизненной маской, — так странен был ее контраст с тем впечатлением спокойной энергии, которое исходило от всей этой неподвижной фигуры. Руки его были скрещены на коротком мече. Я ему поклонился. Он пригласил меня войти в комнату и сел у двери на ковер...»

Перед Лоуренсом был эмир Фейсал.

VII

Лоуренсу удалось несколько поколебать недоверие британского штаба к арабскому восстанию. Он был назначен на должность военного советника при арабах, ему были отпущены деньги, оружие, верблюды. Командующим войсками был Фейсал. Лоуренс же самостоятельно руководил партизанской войной против турок.

Деятельность его сводилась главным образом к налетам на турецкие железные дороги. Он появлялся с арабским отрядом там, где его менее всего ждали, взрывал мосты и устраивал крушение поездов, парализуя перевозку войски доставку грузов. Война деликатностью не отличалась. Победа почти неизменно кончалась резней и грабежом. «Араб храбр, гостеприимен и верен, — сообщает старый словарь, — но мстительность и склонность к грабежу омрачают его прекрасные свойства». Питомец Оксфордского университета умерял, когда мог, свою «армию», однако не всегда мог и не очень умерял. После одной из стычек он, например, заявил своим подчиненным: «Лучший из вас тот, кто убьет наибольшее число турок». Будем справедливы: он не щадил и себя, проявляя истинный героизм. Турки оценили «Князя динамита» в 20 000 фунтов (со скидкой в 50 процентов, если он будет доставлен мертвым); ранен он был в партизанских боях много раз{1}.

Самым худшим, однако, были не бои, а переходы. Еще Птолемей делил Аравию на «Счастливую» и «Пустынную». Воевать Лоуренсу приходилось главным образом в Аравии Пустынной. Теперь ее сами арабы зовут «Землей Отчаяния». Отряд несся на верблюдах с бешеной быстротой, — случалось проходить до 200 километров в сутки. Навстречу дул, забивая песком нос, рот, глаза, раскаленный ветер, превращавшийся к полудню в ураган. У арабов принято пить и есть во время переходов только раз в два-три дня: так будто бы легче. Однако нередко привычные люди умирали от жары и жажды, — этой смерти предшествует обычно несколько часов бредового умопомешательства. Отдыхали в оазисах, но и там радости было немного: оазисы этой проклятой Богом страны кишат ядовитыми змеями. Им недостаточно жарко в пустыне, они на ночь забираются под одежду спящих людей. Немало спутников Лоуренса погибло от укусов. Арабы знают только один способ лечения: прикладывают к ране кусок змеиной кожи и читают Коран над укушенным — пока тот не умирает.

Эта адская жизнь продолжалась два года. О Лоуренсе заговорили и в Каире, и в Лондоне, и в Париже. Французское командование относилось к нему без большой симпатии. По-видимому, у французов вызывал недоверие штатский человек, ставший полковником двадцати девяти лет (если не ошибаюсь, маршал Петен был еще полковникомна склоне шестого десятка). Зато новый британский главнокомандующий на Востоке, генерал Алленби, оценил блестящие результаты партизанской деятельности Лоуренса. На него посыпались награды. Ордена он отклонял, да еще писал при этом начальству насмешливые письма. Но о чине полковника сам письменно ходатайствовал: сослался на то, что, начиная с этого чина, британские офицеры могут ездить бесплатно в каком-то поезде, а ему это было бы очень кстати. Начальство не сердилось. Как когда-то в Оксфордском колледже, в генеральном штабе начали свыкаться с мыслью: в старое, богатое традициями учреждение попал насмешник и оригинал.

VIII

Два человека сошлись, обменялись мыслями, заключили союз для дела, которое оба, по разным причинам, считали своим. У них было общее: ум, храбрость, воля. В остальном сходства очень мало.