Король долины - [53]

— Все нормально. Док Воль этим занимается, Эд…

Риттенхауз раскурил сигару.

— Эд, — решительно сказал Клейтон, — ты сказал Маккендрику, что, когда я вернусь в город, я возьмусь за него и за Кайли.

— Ну да, сказал, — ответил Риттенхауз между двумя затяжками. — Так ты и сделал, верно ведь?

— Сделал… вынужден был… потому что они этого ожидали. Но я вовсе не собирался этого делать. Я ведь сказал тебе, что хочу сначала поговорить с ними.

— Ну, а какая разница? Вот ты поговорил с Маккендриком — много оно тебе дало? Так уж карты легли, Клей — ты должен был выступить против них, хотел ты этого или нет. Я это знал; и каждый в городе это знал, кроме тебя одного.

— Потому что они видели во мне сына Гэвина, — пробормотал он.

— Потому что ты и есть сын Гэвина, — спокойно поправил его Риттенхауз. — Да, именно поэтому. Разве это недостаточная причина?

Клейтон кивнул и помолчал, глядя, как завивается дымок от сигары и исчезает в густой тени веранды.

— Эд, кто теперь будет шерифом?

Колючая улыбка поползла по лицу Риттенхауза, он крепко прикусил влажный конец сигары.

— А ты не знаешь? — спросил он. — Что, в твоих так называемых мозгах еще есть сомнения?

— Сколько угодно.

— Ты не можешь отказаться. Это твое право и твоя обязанность. Твой отец, может, и думал, что ты слишком молод, но ты доказал, что это не так. Ты показал себя, Клей. Ты — единственный, кто может справиться с этой работой.

— Нет. Не хочу.

— Придется. Ты должен.

— Я не собираюсь делать что-нибудь, Эд, — быстро сказал он, — только потому, что ты, или Гэвин, или здешние так называемые граждане скажут, что я должен. Ничего, ты понял? Я не трус, думаю, я это уже доказал. Я отправляюсь на ранчо, там работы полно, и, думаю, для меня этой работы вполне достаточно.

— Ну, а теперь успокойся, — сказал Риттенхауз, помахивая сигарой, — а теперь послушай и малость пошевели мозгами. Я знаю, что на ранчо всегда хватит работы для человека, и ты с ней управляешься хорошо. Если ты станешь шерифом, это вовсе не значит, что ты должен все бросить. Это даже не значит, что ты должен все время сидеть в участке, как я это делал. Народ в этой долине приучен вести себя мирно, и им достаточно знать, что у тебя на груди эта звезда, пусть ты где-то в миле от города клеймишь телков или даже сосешь это виски… от тебя и сейчас им прет… — А потом продолжил, уже мягче: — Я шучу, Клей. Никто не хочет вмешиваться в твою личную жизнь. Ты молодой, тебе охота погулять. Ну и давай… — Он полез в карман где-то под одеялом. — Держи. Люди просили меня вручить тебе эту штуку и выразить их благодарность.

Клейтон медленно протянул руку, и Риттенхауз уронил ему в ладонь оловянную звезду. Он ощутил на коже холодок от нее. Это была та самая потертая пятиконечная звезда, которую Риттенхауз носил на своем черном жилете. Заблудившийся солнечный луч упал на нее, и она блеснула, как полированное серебро.

Он сжал пальцы, ощутив острые края, и заговорил горячо — ему хотелось кричать от злости, но, в то же время, он ощущал слабость и мягкость где-то глубоко внутри, куда он не мог добраться:

— Ты спас мне жизнь, Эд. Это кое-что значит… и я не могу отплатить тебе за это, кроме как… — Он запнулся и опустил глаза, чувствуя, что лицо его вспыхнуло. — Ладно… — пробормотал он и сунул звезду поглубже в карман. — Только я не хочу, чтоб кто-то делал из меня героя. Я буду носить эту проклятую штуку, но… — он замолчал. — Еще раз спасибо, Эд.

Риттенхауз улыбнулся и повел рукой, показывая, что отпускает его.

— Езжай домой.

Клейтон взобрался на мустанга и легким галопом поехал из города, но не в сторону ранчо. Он никогда еще не ездил на этом мустанге по прерии и, как только миновал мексиканские лачуги на северном конце городка, пришпорил коня и поднял его в галоп. Мустанг был молодой, быстрый, широкий в груди, с отличным дыханием и горячий. Я надеюсь, старый мерин не будет возражать, — думал Клейтон. Он может нагуливать жир себе на пастбище и помереть во сне, с полным брюхом… Он почувствовал, как холодный ветер жалит лицо, когда конь, подчинившись поводьям, свернул к западу. Внезапно он тяжело застонал и опустил голову на горячую шею мустанга.

Сам не зная почему, он ехал к хижине Лестера на краю долины.

Он пробыл здесь четыре дня. Спал на свободной кровати в комнате близнецов. Сначала они буйно ему обрадовались — Лестер ездил в город за припасами и услышал там рассказы о битве. В глазах мальчиков он был героем, хотелось ему этого или нет. Даже Лестер хлопал его по спине и ликовал.

— Ты избавил эту долину от трех гремучих змей, Клей. И не переживай — я бы на твоем месте и минуты сна не потерял из-за этого.

Но после первых приветствий он понял, что Клейтон не желает говорить на эту тему, ему хочется уйти от этого, ему тошно от того, что случилось.

— Ты хочешь отдохнуть здесь несколько дней? Ну, конечно, добро пожаловать! Мы тебе всегда рады!

На второе утро после завтрака Клейтон отвел Лестера в сторонку, к коралю. Все еще держалась хорошая погода, с чистого голубого неба лилось тепло и прогревало свежий воздух.

— Лес, — сказал он, — Кэбот и Том с меня не слезают. Они твердят, что я дал обещание научить их стрелять из револьвера. Не помню, чтоб я им такое обещал, хотя на прошлой неделе они ко мне приставали, может, я что и сказал, но они твердят, что я дал слово. Но это меня все равно не заставит, если ты что-то имеешь против. Это ты их отец, и они должны делать то, что ты скажешь.