Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака - [40]

У нас нет сведений о том, как он поздоровался со Стефой, стоявшей там, как всегда, в черном платье с белыми воротничком и манжетами, с короткими волосами, причесанными на косой пробор. Только силой воли Стефа сумела сберечь детей в эти долгие годы голода, тифа и бедствий, и теперь она стояла там, готовая продолжать, будто он попрощался с ней только накануне.

В тот вечер четыре дочки Элиасберга бросились к дверям поздороваться с их другом, чью лысину они перед войной раскрашивали цветными карандашами. За эти четыре года они, конечно, изменились внешне. Хелене исполнилось восемнадцать, Ирэне — шестнадцать, Анне — тринадцать, а Марте — девять, но их чувства к Корчаку не изменились ни на йоту. Ожидая, что он сгребет их в объятия, как когда-то, едва войдет в прихожую, две старшие, Хелена и Ирэна, были ошеломлены, когда он назвал их «паннами», небрежно пожал им руки и до конца вечера не обращал на них внимания. «Мы больше его не интересовали», — вспоминала Хелена. Они уже не были детьми. Ночью сестры долго плакали.

Одиннадцатого ноября 1918 года сироты, как и все соседи вокруг, вывесили красно-белые польские флаги в честь провозглашения независимости их родины. Затаив дыхание, они слушали, как Корчак рассказывал самую волшебную из своих сказок: после 120 лет чужеземного гнета их страна вновь свободна и Юзеф Пилсудский, неутомимый патриот, боровшийся за эту независимость всю свою жизнь, стал новым главой возрожденного государства.

Полагая, что некоторые родители не потрудятся объяснить происходящее своим детям, Корчак начал писать колонку «Что происходит в мире?» для журнала «На солнышке». Он хотел, чтобы дети постигли смысл независимости, узнали, как их страну в прошлом пожрали три жадные соседа, что было решено на Парижской мирной конференции, как проводились выборы и появился парламент. Он сводил мировую политику к привычным понятиям: «Хорошо, когда у тебя есть свой собственный ящик или чуланчик, потому что они — совсем твои собственные, место, куда никто не имеет права заглядывать без твоего разрешения. Хорошо иметь свой собственный садик, свою собственную комнату, а еще дом, где ты живешь со своей семьей и где никто тебя не тревожит. Но к несчастью, является кто-то посильнее, и входит, и забирает твои вещи, и пачкает комнату, и не желает тебя слушать».

Это был первый предназначенный для детей журнализм подобного рода. Колонка Корчака приобрела такую популярность, что ее вскоре уже штудировали педагоги, чтобы научиться объяснять текущие события своим юным ученикам в доходчивой для них форме. Но никто лучше Корчака не сознавал, что он не может дать детям ответа на все возникающие вопросы, потому что вновь собрать Польшу воедино было не проще, чем разломанную игрушку. Более века поляки боролись за независимость, а теперь им пришлось бороться с ней. Их страна была не только опустошена войной — заводы и фабрики лежали в руинах, поля оставались невспаханными, инфляция свирепствовала хуже, чем во время войны, — но и прежние разделы оставили после себя сплошной разброд. Четыре разные законодательные системы, шесть разных денежных систем и три разные железнодорожные сети, разноразмерные полотна которых символизировали проблему стыковки, которую предстояло осуществить, чтобы страна действительно объединилась в единое целое.

Только радость, что теперь они сами распоряжаются своей судьбой, мешала полякам впасть в отчаяние при мысли об ожидающей впереди кардинальной перестройке. Из всех углов приюта на Корчака глядели голод и холод. Получить кредит ему было не у кого, а денег не было совсем. Американская программа помощи — гуверовские благотворительные посылки с рисом, мукой и ситцем — поддерживала на плаву учреждения вроде его приюта. Но этого было недостаточно.

И тут произошло чудо. Зима еще только «осторожно поставила ногу» на их порог, когда союз шахтеров — «да благословит Бог их грязные руки и кристально чистые души» — пожертвовал приюту целый вагон угля. Эта щедрость, «которая растрогала бы до слез даже камень», тем более брала за сердце, когда он думал, как бедны были сами шахтеры. Он же внезапно ощутил себя богачом: ведь уголь называли «черным золотом», так его было мало. Но на солнце имелась тень: уголь требовалось забрать с товарной станции немедленно, а в его распоряжении не было никакого транспорта.

И снова чудеса. Все соседи пришли на помощь. Откуда ни возьмись, появились конные повозки, и в их пустующий подвал посыпался уголь. Дети увозили его на тачках, тащили в корзинах и ведрах. Даже малыши несли куски «величиной с их головенки».

Услышав о привалившей им удаче, булочник, дальше по улице, прислал свежего хлеба, за который можно было заплатить «черным золотом». Мальчик-сирота, чьи ноги были искривлены рахитом, съел чуть не половину буханки, пока нес «бесценный груз», а остальную выпачкал в угольной пыли. Он помчался назад на товарную станцию, вопя: «Я теперь могу перетаскать хоть тысячу корзинок!» Свободных корзин не оказалось, а нести ведро ему было не под силу, и потому Корчак снабдил его единственным оказавшимся под рукой подходящим вместилищем — ночным горшком. И, глядя вслед весело ковыляющему мальчику, Корчак мысленно обещал раздобыть рыбьего жира и выпрямить эти кривые ножонки.