Король без трона - [2]

На протяжении двух верст были разбросаны трупы трех побежденных наций; их подбирали целый день. Но и к наступлению ночи их лежала еще масса, распростертых на снегу или погребенных под развалинами горящей деревни.

В этот час вечерних сумерек, когда сигналы сзывали войска французских аванпостов, один из унтер-офицеров обоза удалился от конвоя сопровождаемых им раненых и зашел во двор уединенной фермы, половина строений которой превратилась уже в обломки. Стены еще стояли, но были пронизаны пушечными выстрелами. Пустынное место производило зловещее впечатление.

Став посреди двора, унтер-офицер громко крикнул:

— Кто тут? Откликнетесь! Есть здесь кто-нибудь? Отвечайте!

Он прислушивался: ничто не шелохнулось, над развалинами царило мертвое, щемящее молчание.

Тогда унтер-офицер крикнул снова:

— Никого? Здесь никого нет?

Вдруг он вздрогнул: ему послышался слабый стон позади… Обернувшись, он громко крикнул еще раз:

— Кто здесь?! Я жду… Отзовитесь!

До него долетел слабый, как дуновение ветерка, голос:

— Ко мне!

На этот раз не могло быть сомнений. Унтер-офицер перешагнул через кучу навоза, побежал к рухнувшей стене, разбросал ее обломки и склонился над ними.

Перед ним лежал на грязи, в своем блестящем мундире, один из молодых офицеров-конногвардейцев, которые еще сегодня утром так горделиво кичились перед французской армией. Его каска откатилась в сторону, сабля все еще держалась в крепко сжатой руке, лицо было мертвенно-бледно, и весь он был залит кровью. Немного дальше можно было разглядеть при свете сумерек темную массу его околевшей лошади.

«Хорошая находка! — подумал унтер-офицер. — Это какой-нибудь русский вельможа».

Раненый, собрав последние силы, попробовал начать говорить:

— Что сражение? — задыхаясь, спросил он.

— Выиграно.

— Кем?

— Нами.

— Нами? Кем?

— Французами, черт возьми!

— А… Вы француз?

— И горжусь этим!

Дрожь пробежала по телу раненого. Он продолжал:

— Кто вы? Как ваше имя?

— Жером Кантекор де ла Коррез, квартирмейстер обоза, к вашим услугам. А вы, ваше сиятельство?..

— Я? Я… — нерешительно ответил раненый. — Я князь… Борисов.

— Так… Куда вы ранены? Я позову людей, через четверть часа вы будете в амбулатории, а недели через две и на ногах. В ваши годы поправляются легко.

Все это было сказано одним духом, так что раненый не успел вставить ни одного слова.

— Я погиб, я это знаю… Помощь бесполезна: у меня пуля в желудке и раздроблено бедро. Мое дело кончено.

Кантекор громко сделал неудобное замечание:

— А вы хорошо говорите по-французски для русского!..

Князь Борисов закрыл глаза и тихо сказал:

— Я жил во Франции…

Затем, с трудом переведя дыхание, он продолжал, несмотря на свою страшную слабость:

— Оставим это… время дорого, его так мало для меня… Вы унтер-офицер и, я полагаю, человек честный…

— Черт возьми!..

— К тому же у меня нет выбора. Я доверюсь вам… Слушайте… там, у седла моей лошади… Вы ее видите?..

— Вижу.

— Там есть сумка… в ней двести луидоров. Это ваша добыча…

Кантекор поклонился. Раненый продолжал:

— Там есть еще бумаги… Эти бумаги вы должны сжечь на моих глазах, тут же, не рассматривая и не читая их… Это любовные письма… вы понимаете… они могут скомпрометировать знатную даму… Вы поняли меня, товарищ?..

— Совершенно.

— Затем, — продолжал кавалергард, — вы возьмете из кобуры мои пистолеты и придержите мою руку, пока я прострелю себе голову: я слишком страдаю… Услуга милосердия… обязательная для солдата, даже для врага… Не правда ли, товарищ?

Кантекор нахмурился и размышлял с минуту.

«Начнем с начала, — подумал он, — посмотрим сумку».

Не отвечая раненому, он подошел к мертвой лошади, наклонился и отвязал кожаную сумку, ремнем привязанную к седлу. Открыв ее, он медленно ощупал золото и тихо вернулся назад.

Русский следил за ним тревожным взглядом.

— Пистолеты! — крикнул он дрожащим голосом. — Вы забыли взять мои пистолеты…

— Вы непременно хотите этого? — пожал плечами Кантекор, а затем вернулся к лошади, взял пистолеты и бросил их на снег.

— Спасибо! — облегченно вздохнул Борисов.

В это время унтер-офицер, стоя над ним, пробормотал про себя:

— Надо рассмотреть все получше…

— Зачем? — быстро перебил раненый.

Кантекор прикусил язык и, сухо рассмеявшись, поспешил сказать:

— Я говорю, что надо огня, чтобы сжечь ваши бумаги.

Крепко держа зубами кожаную сумку, он стал рыться свободными теперь руками в своих глубоких карманах, откуда постепенно извлек пучок соломы, конец длинной восковой свечки и огниво. Он высек огня на клочок соломы и зажег свечу, причем весело прибавил:

— Вот мы как! В затруднение не приходим!

Во тьме наступившей ночи мерцающий огонек осветил его лицо. Конечно, в эту минуту, пленный пожалел, что доверился ему. Но, как он сказал, выбора у него не было.

Физиономия Кантекора не внушала симпатии: плутовской вид загорелого лица, бегающий взгляд циничных глаз не вызывали доверия к себе.

Он обернулся, прикрепил свой факел для защиты от ветра в трещину обвалившейся стены, затем с довольной усмешкой опустил в карман золотые монеты и принялся со спокойнейшим видом рассматривать бумаги.

— Жгите! Жгите же! — повелительным голосом, ставшим резким и громким от сильнейшего нервного напряжения, крикнул ему тот, кто назвал себя князем Борисовым.