Король Артур и рыцари Круглого стола - [70]

Рыцари вскочили со своих мест, охваченные страхом, яростью и гневом. Молча смотрели они друг на друга и на мертвого сэра Пионеля, не решаясь взглянуть на королеву, занимавшую почетное место между двумя придворными дамами.

Все знали, что королеве известны слухи, распространявшиеся о ней Пионелем, и потому предполагали, как он должен быть ей ненавистен. Она устроила пир, пригласила Пионеля, и он умер у нее за столом от яда, положенного в яства, которыми она его угощала.

В молчании рыцари стали покидать зал, не смея поднять взор на королеву. Она же то бледнела, то краснела, читая подозрение на их лицах. Родственник сэра Пионеля Мадор – высокий дородный рыцарь с сердитым красным лицом и злыми глазами – остановил уходивших, и глаза всех обратились в его сторону.

– Смотрите! – воскликнул он, подняв высоко над головой яблоко, надкушенное Пионелем. – Вот чем погубили моего родственника сэра Пионеля! Но я этого дела так не оставлю! Наш род потерял благородного рыцаря, и я буду мстить за него!

Он обернулся в сторону королевы.

– Королева, ты – убийца! – бросил он ей в лицо. – Слушайте меня, рыцари! Я обвиняю королеву в убийстве моего родственника сэра Пионеля и требую суда над ней.

Все точно окаменели, никто не осмеливался возражать, никто не отваживался сказать хоть слово в защиту королевы: все подозревали ее в убийстве Пионеля.

Вдруг королева – бледная, дрожащая – поднялась со своего места.

– Милорды и рыцари, – заговорила она, – я здесь ни при чем! Я невиновна и не знаю, как это произошло! – Голос ее прервался, и от волнения она упала в обморок.

Мордред не знал, поможет ли случившееся его злым замыслам, но решил молчать и вместе с другими рыцарями вышел из зала, в то время как придворные дамы поднимали королеву и несли ее в спальню.

Король Артур услышал крики и причитания во дворе и пожелал узнать, в чем дело; но рыцари молчали, пока не пришел сэр Гавейн.

– Государь, – объяснил Гавейн, – королева пригласила нас к себе на обед. Один из рыцарей съел поданное на стол яблоко и отравился. Боюсь, обвинение падет на королеву.

Король, крайне удрученный услышанным, отправился к королеве, чтобы успокоить ее.

На следующий день, когда король, по обыкновению, сидел со своими судьями в зале в ожидании дел, требующих разбирательства, все рыцари мрачно толпились вокруг него; не было слышно ни смеха, ни шуток.

Вдруг вперед выступил сэр Мадор; повторив свое вчерашнее обвинение, он потребовал суда над королевой.

Король молча, но с горечью выслушал его и промолвил:

– Благородные рыцари и лорды! Я скорблю душой и готов скорее пожертвовать жизнью, чем возвести столь тяжкое обвинение на мою любимую супругу и вашу королеву. Но закон одинаков для всех – как для бедных, так и для знатных, – хотя я не сомневаюсь, что Господь скорее заступится за королеву.

– Сомневаюсь, – запальчиво заметил Мадор. – Злодеяние ее явно для всех!

– Я полагаю, моя супруга непричастна к нему и никогда не пожелала бы свершения оного, – сурово возразил Мадору король. – Здесь замешан гнусный предатель, желающий ее смерти. Мне, королю, предстоит вершить правый суд, и я не могу выступить ее защитником и оградить от хулы ее доброе имя! Однако не сомневаюсь, что найдется рыцарь, который выступит на поединке за мою супругу. Если этого не случится, ты ведь знаешь, какая казнь ждет ее!..

– Она должна быть сожжена! – торжественно произнес Мадор. – Она совершила злодеяние и подлежит суду!

– Довольно! – строго прервал король Артур. – У меня разрывается сердце, когда я слышу, в чем ты обвиняешь эту благородную леди. Не беспокойся, сэр Мадор: найдется рыцарь, который пожелает встать на ее защиту. Назначь день поединка!

– Заметь, государь, – возразил Мадор, – из двадцати четырех рыцарей, присутствовавших на обеде, нет ни одного, кто не подозревал бы королеву в содеянном преступлении. Значит, никто из них не заступится за нее! Что скажете на это, милорды? – обратился он к рыцарям.

Те смущенно молчали; наконец сэр Гавейн сказал:

– Королева устроила праздник и пригласила нас. Ей нет оправдания! Яд был принесен ею самой или кем-либо из ее слуг.

Рыцари по-прежнему безмолвствовали, но сэр Борс и его братья были сильно опечалены.

– Вот теперь, король, – торжествующе воскликнул Мадор, – если ты справедлив, я требую: назначь день суда!

– Я поступлю так, как мне надлежит, – изрек король. – Через пятнадцать дней прибудь на коне и в вооружении на луг у городской стены; если тебя встретит рыцарь, то поединок укажет, кто прав. Если же не найдется рыцаря, который выступит за мою супругу, ее ждет костер.

Многие из находившихся в зале рыцарей едва удержались от слез – столько печали звучало в словах короля.

– Еще я требую, – заявил Мадор, – чтобы королева содержалась под стражей и в темнице, во избежание бегства, которое не позволит свершиться правосудию.

Тяжко было королю отдать подобное приказание, но он все-таки поручил королеву надзору сэра Кэя, и тот заключил ее в ее собственную комнату, приставив караул из трех рыцарей, к великой скорби придворных дам и всего двора.

Королева в отчаянии послала за сэром Борсом и, когда он явился, бросилась перед ним на колени и с горькими слезами умоляла избавить ее от лютой смерти.