Король англосаксов - [8]

Стоявшие на воротах люди были прежде дворовыми Гарольда, сына Годвина, изгнанника.

– Отоприте ворота, добрые люди, отоприте скорее! – крикнул им Эдуард по-саксонски, причем в произношении его слышалось, что этот язык не привычен ему.

Никто не двинулся с места.

– Не следует топтать хлеб, посеянный нами для нашего графа Гарольда, проворчал сеорль сердито, между тем как поденщики одобрительно рассмеялись.

Эдуард с несвойственным ему гневом привскочил на седле и поднял с угрозой руку на упрямого сеорля; вместе с тем подскакала его свита и обнажила торопливо мечи. Король выразительным жестом пригласил своих рыцарей успокоиться и ответил саксонцу:

– Наглец!.. Я бы наказал тебя, если бы мог! – В этом восклицании было много и смешного, и трогательного. Норманны отвернулись, чтобы скрыть улыбку, а саксонец оторопел. Он теперь узнал великого короля, который был не в состоянии причинить кому-либо зло, как бы ни вызывали его гнев.

Сеорль соскочил проворно с ворот и отпер их, почтительно преклонившись пред своим монархом.

– Поезжай вперед, Вильгельм, мой брат, – сказал Эдуард спокойно, обратившись к герцогу.

Глаза сеорля засверкали, когда он услышал имя герцога норманнского. Пропустив вперед всех своих спутников, король обратился снова к саксонцу.

– Отважный молодец, – сказал он. – Ты говорил о графе Гарольде и его полях; разве тебе не известно, что он лишился всех своих владений и изгнан из Англии?

– С вашего позволения, великий государь, эти поля принадлежат теперь Клапе, шестисотенному.

– Как так? – спросил торопливо Эдуард. – Мы, кажется, не отдавали поместья Гарольда ни саксонцам, ни Клапе, а разделили их между благородными норманнскими рыцарями.

– Эти прекрасные поля, лежащие за ними луга и фруктовые сады были переданы Фульке, а он продал их Клапе, бывшему управляющему Гарольда. Так как у Клапы не хватило денег, то мы дополнили необходимую сумму своими грошами, которые нам удалось скопить, благодаря нашему благородному графу. Сегодня только мы запивали магарыч… Вот мы, с Божьей помощью, и будем заботиться о благосостоянии этого поместья, чтобы снова передать его Гарольду, когда он вернется… что неминуемо.

Несмотря на то что Эдуард был замечательно прост, он все-таки обладал некоторой долей проницательности, и потому понял, как сильна была привязанность этих грубых людей к Гарольду Он слегка изменился в лице и глубоко задумался.

– Хорошо, мой милый! – проговорил он ласково, после минутной паузы. Поверь, что я не сержусь на тебя за то, что ты любишь так своего тана; но есть люди, которым это может и не понравиться, поэтому я предупреждаю тебя по-дружески, что уши твои и нос не всегда будут в безопасности, если ты будешь со всеми так же откровенен, как был со мною.

– Меч против меча, удар против удара! – произнес с проклятием саксонец, схватившись за рукоять ножа. – Дорого поплатится тот, кто прикоснется к Сексвольфу, сыну Эльфгельма!

– Молчи, молчи, безумный! – воскликнул повелительно и гневно король и отправился далее, вслед за норманнами, успевшими уже выбраться в поле, покрытое густой, колосистой рожью, и наблюдавшими с видимым удовольствием за движениям соколов.

– Предлагаю пари, государь! – воскликнул прелат, в котором не трудно было узнать надменного и храброго байеского епископа Одо, брата герцога Вильгельма. – Ставлю своего бегуна против твоего коня, если сокол герцога не одержит верх над бекасом.

– Святой отец, – возразил Эдуард недовольным током, – подобное пари противно церковным уставам, и монахам запрещено заниматься им… Поди ты, это нехорошо!

Епископ, не терпевший противоречия даже от своего надменного брата, нахмурился и готовился дать резкий ответ, но Вильгельм, постоянно старавшийся избавить короля от малейшей неприятности, заметил намерение Одо и поспешил предупредить ссору.

– Ты порицаешь нас справедливо, король, – сказал он торопливо, наклонность к легкомысленным и пустым удовольствиям – один из капитальных недостатков норманнов… Но полюбуйся лучше своим прекрасным соколом! Полет его величествен… смотри, как он кружится над несчастным бекасом… он его настигает!.. Как он смел и прекрасен!

– А все же клюв бекаса пронзит сердце отважной, величавой птицы! заметил насмешливо епископ.

Почти в ту же минуту бекас и сокол опустились на землю. Маленький сокол герцога последовал за ним и стал быстро кружиться над обеими птицами.

Обе были мертвы.

– Принимаю это за предзнаменование, – пробормотал герцог по-латыни. Пусть туземцы взаимно уничтожают друг друга!

Он свистнул, и сокол сел к нему на руку. – Поедемте домой! скомандовал король.

Глава IV

Кавалькада въехала в Лондон через громадный мост, соединявший Соутварк со столицей. Остановимся тут, чтобы взглянуть на представшую картину.

Вся окрестность была покрыта дачами и фруктовыми садами, принадлежавшими богатым купцам и мещанам. Приблизившись к реке с левой стороны, можно было видеть две круглые арены, предназначенные для травли быков и медведей. С правой стороны был холм, на котором упражнялись фокусники, для потехи гуляющей по мосту публики. Один из них попеременно кидал три мяча и три шара, которые ловил затем один вслед за другим. Невдалеке от него плясал громадный медведь под звуки флейты или флажолета. Зрители громко хохотали над ним, но смех их мгновенно прекратился, когда послышался топот норманнских бегунов, причем всеобщее внимание устремилось на знаменитого герцога, ехавшего рядом с королем.