Король англосаксов - [76]

– Что вы посоветуете мне, мудрые предводители? – обратился он после продолжительного молчания к стоявшим в стороне валлийцам.

– Мы советуем тебе выслушать друида, государь! – воскликнули все, исключая принцев.

– Не следует ли нам заявить и свое мнение? – шепотом спросил Модред своих сообщников.

– Нет, потому что мы этим восстановили бы всех против себя, а этого не должно быть, – ответили ему.

Бард снова подошел к королю, причем все смолкли, ожидая, что скажет опытный сердцевед.

– Я тоже советую выслушать посла, – проговорил он коротко и почти повелительным тоном, так как он обращался не к королю, а к предводителям. Но вы должны не допускать его сюда. Врагу не следует знать – сильны ли мы или слабы. Наше могущество только и основано на том, что о нас ничего верного не известно. Пусть король сам пойдет к послу, сопровождаемый своими предводителями и придворными. На всех уступах скалы за королем должны стоять ратники. Таким образом, число их покажется громадным.

– Твой совет хорош, и мы принимаем его, – сказал король.

Между тем Эван и де-Гравиль дожидались у входа в то ужасное ущелье, возле которого зияли бездонные пропасти.

– В этом месте сто человек смело могут защититься от тысячи неприятелей, – пробормотал де-Гравиль.

Он обратился со всевозможной любезностью к форпостам, которые состояли из самых высокорослых, сильных и сытых воинов. Но они не ответили ему, а кидали на него яростные взгляды и скалили зубы.

– Эти несчастные дикари не понимают меня, – сказал рыцарь Эвану, который стоял рядом с ним. – Поговори с ними на их языке.

– Они и мне не ответят, покуда король не прикажет допустить нас к нему… Может быть, он и не захочет выслушать нас.

– Не захочет?! – повторил рыцарь с негодованием. – Мне кажется, что даже этот варварский король не может быть таким неучем, чтобы таким образом надругаться над Вильгельмом Малье де-Гравилем… Я, впрочем, и забыл, продолжал рыцарь, покраснев, – что он и не знает меня… Не могу понять, как это Гарольд решился подвергнуть меня, норманнского рыцаря, подобными оскорблениями, когда мне даже и говорить-то с королем не придется, потому что роль посла играешь ты, а вовсе не я.

– Может быть, тебе поручено шепнуть несколько слов королю. Так как ты иностранец, то никто не осмелится пристать к тебе, между тем как секретничанье с Гриффитом с моей стороны возбудило бы подозрительность окружающих его и могло бы дорого обойтись мне.

– Понимаю, – сказал де-Гравиль. – А! Вот идут к нам валлийцы… Per peeles Domini! Этот, что укутан плащом и носит на голове золотой обруч, и есть тот самый кошачий король, который ночью во время сражения так бешено кусался и царапался.

– Держи язык за зубами, – проговорил друид серьезно.

– Разве ты, добрый отец, не знаешь, что один благородный римлянин когда-то сказал, что нет ничего приятнее шутки? Но теперь придется добавить: что в виду кошачьих когтей не следует шутить.

С этими словами рыцарь выпрямил свою тоненькую, но довольно величавую фигуру и начал оправлять костюм, чтобы как можно приличнее принять короля.

Сверху шли один за другим предводители, высокое происхождение которых давало им право сопутствовать Гриффиту. За ними показался знаменосец с грязным, изодранным знаменем, на котором был изображен лев, тут же следовал и сам король, окруженный остатками своего придворного штата. Не доходя нескольких шагов до послов, король остановился, и Малье де-Гравиль с невольным удивлением залюбовался им.

Как ни был мал и тщедушен Гриффит, как ни была изорвана и испачкана его мантия, он все же не потерял своей истинно величественной осанки и во взгляде его выражалось нечто, доказывающее, что он хорошо сознает свой авторитет и свое достоинство. Нужно заметить, что он не был лишен образования и имел способности, которые при более благоприятных обстоятельствах сделали бы из него человека великого во всех отношениях. Страстно любя родину, он изменил римским классикам ради валлийских хроник, сказаний и песен и так основательно изучил все это, так же как и кимрский язык, что мог в этом отношении потягаться хоть с первым ученым. Если судить о нем беспристрастно, то смело можно сказать, что он был одним из величайших кимрских полководцев со времени смерти великого Ричарда.

– Говорите кто-нибудь из вас, – обратился он к послам. – Что нужно графу Гарольцу от короля Гриффита?

– Граф Гарольд говорит следующее, – начал Эван. – Слава Гриффиту, сыну Левелина, его предводителям и всему его народу! Мы окружили вас со всех сторон, а беспощадный голод все быстрее и быстрее приближается к вам. Не лучше ли вам решиться сдаться нам, чем умереть голодной смертью? Всем вам, исключая одного Гриффита, будет дарована жизнь и будет дано позволение вернуться на родину. Пусть Гриффит идет к Гарольду, который примет его со всеми почестями, подобающими королю. Пусть Гриффит согласится сделаться вассалом короля Эдуарда, Гарольд тогда повезет его ко двору, поручившись за его жизнь, и испросит ему помилование. Хотя любовь к родине и долг воспрещают Гарольду оставить тебя, Гриффита, самовластным королем, но он все-таки обещает тебе, что твоя корона перейдет к кому-нибудь из твоего же рода.