Коробка в форме сердца - [76]

Он протащил Джессику через коридор в залитую солнцем кухню в дальней части дома, и тут ноги у сестры Анны подкосились. Она стала оседать, а ткань блузки не выдержала, затрещала, и по всей кухне разлетелись пуговицы. Одна из них – черная спица боли – угодила Джуду в левый глаз. Глаз заслезился. Джуд яростно скривился заморгал.

Падая, Джессика ухватилась за край рабочего стола, стоявшего в центре кухни. Задребезжали тарелки. Стол был у нее за спиной – Джессика все это время оставалась лицом к Джуду, – но она, не глядя, протянула руку назад, схватила одну из тарелок и разбила ее о голову надвигающегося противника.

Джуд ничего не почувствовал. Тарелку после завтрака еще не мыли, с нее попадали хлебные корки и остатки яичницы. Он перехватил монтировку за другой конец и как дубиной ударил ею Джессику по левому колену там, где кончался подол юбки.

Женщина рухнула на пол, будто из-под нее выдернули обе ноги, но тут же попыталась приподняться. На нее прыгнул Ангус, прижал к полу, царапая ее грудь лапами.

– Слезь с нее! – крикнула Мэрибет и схватила Ангуса за ошейник. Она дернула его с такой силой, что пес перекувырнулся через голову и сделал в воздухе одно из уморительных собачьих сальто, дрыгая в воздухе четырьмя лапами.

Приземлившись, он снова ринулся на Джессику, но Мэрибет крепко держала его. В кухню неторопливо вбежала Бон, бросила виноватый взгляд на распростертую на полу хозяйку дома и стала принюхиваться к куску тоста.

Розовая коробочка радио на стене вещала о том, что детские книжные клубы приобрели огромную популярность среди родителей, которые считают, что печатное слово защитит их чад от секса и насилия, переполняющих видеоигры, телевизионные программы и кинофильмы.

Блузка Джессики была разорвана от горла до пояса. Под ней открылся кружевной бежевый бюстгальтер, оставляющий верхние части грудей обнаженными; они вздымались и опускались в такт тяжелому дыханию. Женщина оскалила окровавленные зубы – уж не усмехалась ли она?

– Если вы пришли убить меня, то знайте, я смерти не боюсь, – прошипела она. – Отец встретит меня на той стороне с распростертыми объятиями.

– А тебе не терпится обнять его, – сказал Джуд. – Как я понимаю, вы были весьма близки. По крайней мере до тех пор, пока не подросла Анна и вместо тебя он стал трахать ее.

Одно веко Джессики Макдермотт задергалось, со лба на ресницы скатилась капля пота. Губы, покрытые темно-красной, почти черной помадой, обнажали зубы в крови, но этот оскал уже не походил на ухмылку. Это была гримаса ярости и растерянности.

– Ты не смеешь так говорить о моем отце. Он соскребал со своих подошв мразей и похуже тебя.

– Тут ты права только наполовину, – ответил Джуд. Он тоже дышал часто и шумно, но говорил спокойно, удивляясь самому себе. – Вы оба шагнули в большую кучу дерьма, связавшись со мной. Скажи мне лучше, ты помогала ему убивать Анну, помогала резать ей вены? Или ты стояла рядом и следила, как твоя родная сестра истекает кровью?

– Девица, вернувшаяся в этот дом, уже не была моей сестрой. Она стала совсем другим человеком. Моя сестра умерла раньше, в твоем доме. Ты уничтожил ее. Девица, приехавшая к нам, была ядовитой змеей. Что она говорила! Как угрожала! Хотела отправить папу за решетку. Посадить за решетку меня. А папочка и волоска не тронул на ее неблагодарной голове. Папочка любил ее. Он был лучшим человеком на свете.

– Твой папочка любил трахать маленьких девочек. Сначала тебя, потом Анну. Как же я раньше не понял.

Джуд склонился над Джессикой. У него слегка кружилась голова. В окно над раковиной било солнце, в кухне было тепло и душно, удушающе пахли духи Джессики – какой-то жасминовый аромат. За кухней находился выход на крытую заднюю веранду, стеклянная дверь-купе приоткрыта. На веранде, отделанной состаренным красным деревом, доминировал стол с кружевной скатертью. На столе сидел серый длинношерстный кот и с опаской следил за происходящим в кухне. Голос по радио бубнил что-то о загрузке информации с интернет-сайтов. Этот ровный голос, похожий на гудение пчелиного роя, усыпил бы кого угодно.

Джуд взглянул на радио, желая врезать по нему монтировкой и заткнуть проклятую штуку раз и навсегда. Но его взгляд зацепился за фотографию рядом с приемником, и Джуд забыл обо всем. Со снимка восемь на десять дюймов в серебристой рамке Джуду улыбался Крэддок. В своем неизменном черном костюме с пуговицами размером с серебряный доллар, он поднял одну руку к черной шляпе, словно приветствовал гостя. Другая рука лежала на плече маленькой девочки, дочери Джессики, которая так походила на Анну высоким лбом и широко посаженными – голубыми глазами. На этой фотографии ее загорелое лицо не улыбалось – оно вовсе не имело выражения, как лицо, человека, ждущего, когда можно будет сойти с эскалатора. На лице девочки не отражалось ни единого чувства, что делало ее еще более похожей на Анну. На Анну в разгар приступа депрессии. Это удивительное сходство вызвало в душе Джуда смутное, но явственное беспокойство.

Джессика извивалась, отползая в сторону, – она хотела воспользоваться тем, что Джуд отвлекся, и отодвинуться от него как можно дальше. Но он успел снова схватить ее за блузку, и еще одна пуговица отлетела в сторону. Теперь блузка совсем свалилась с плеч и повисла на поясе юбки. Джуд утер со лба пот. Он еще не закончил говорить.