Корнет из нашего времени. Часть первая - [25]

— Завтра, на пять часов после полудня, назначена высочайшая аудиенция, на которую приглашен и ты, во вторник уже назначены несколько визитов, а вот в среду буду рад посетить родной полк и встретиться с офицерами, так и передай Георгию Оттоновичу — сказал довольный отец.

— Рара, мне поручили только согласовать твои планы, а само приглашение было решено передать тебе официально, нарочным, через адъютанта полка, — успокоил его я.

Было видно, что это его очень тронуло, весь тот официоз, торжественность оформления приглашения. Он сразу стал думать, что передать в дар собранию от себя. Совместными усилиями пришли к мнению, что больше подойдет серебряная ваза или салатница с дарственной надписью. Стоимость особого значения не имела, род Белогорьевых мог себе позволить многое, тем более для такого случая. Решено так же, что во вторник, наследующий день после аудиенции, я отправляюсь в Петербург, к ювелиру, выбирать подарок. Мои возражения о том, что отпуск мой заканчивается и мне необходимо быть на службе, отметены были с ходу:

— Александр, а вот я, когда был в твоих годах, проявлял здоровую смекалку и находил время и для службы, и для личных дел, и для дел семьи, — пошли обычные рассуждения на тему: «… а вот в наше время…», — Этот дар будет храниться вечно в полку, и поэтому ты не можешь отмахнуться от столь важного дела увековечивания имени Белогорьевых.

Мне пришлось смиренно принять его указания и думать, как подойти к командиру эскадрона за разрешением отлучиться.

* * *

На ужин отец был приглашен к своему старому другу, генерал-майору Талю Александру Яковлевичу, также командовавшему родным Кирасирским полком в конце восьмидесятых — начале девяностых годах минувшего столетия, особняк которого стоял на углу Церковной и Малой улиц, у здания дворцовой электростанции. Я сопроводил его на экипаже, после чего отправился в собрание, где сообщил командиру о готовности отца принять приглашение на среду, 1 февраля. Поужинав, стал общаться с сослуживцами. Здесь вовсю обсуждались предстоящие соревнования по боксу. Особо волновалась молодежь. Корнеты Юра Лишин, Федор Эвальд, Сергей Бурсак прослышав о моих предложениях по физическому воспитанию и «изобретенных» тренажерах, буквально ринулись ко мне с вопросами. О боксе они знали только из газетных заметок, да видели пару показательных боев в цирке. Саша Корвин, этакий русский богатырь, напротив, был знатным борцом, серьезно занимающийся французской борьбой. Он снисходительно хмыкал в ходе нашего разговора, улыбаясь. В конце концов, увлекшись разъяснением правил бокса, тактикой боев, особенностями тренировок и видами ударов, пригласил их домой продемонстрировать это с помощью новенькой боксерской груши. Отец, по-видимому, прибудет еще не скоро, так что стеснять мы никого не будем, да и сами смущаться тоже.

Дома я на груше показал им несколько ударов. Для «знатоков» бокса на уровне, вроде боя Ливанова и Соломина в роли Шерлока Холмса и доктора Ватсона из старого советского фильма, они были буквально открытием. Как оказалось, в этом времени в боксе почти не практиковались удары по корпусу, а сам смысл «апперкота» вызвал бурную дискуссию, начиная от обсуждения его эффективности до красоты и элегантности. Договорились поручить денщикам заняться изготовлением еще пары боксерских груш, просить командира полка и офицерское собрание разрешить использовать так называемую «диванную» комнату в собрании для наших гимнастических занятий, сразу решив, что вариант с манежем, который я предлагал командиру полка не очень подходит. В соседнем лейб-гвардии гусарском полку уже начали заниматься гимнастикой, для этого даже пригласили тренера, эмигранта из Чехии, отвели угол в казарме для нижних чинов. Но это несколько неудобно, заниматься на виду подчиненных.

Завтра я приглашен на аудиенцию вместе с отцом, во вторник — по поручению батюшки занят поиском серебрянной салатницы, в среду, 1 февраля — торжественный ужин в собрании в честь отца, а вот в четверг, 2 февраля договорились начать первые тренировки. За это время они как раз решат вопрос с помещением и боксерскими грушами.

После того, как обсудили все вопросы, решили попить чаю с испеченными днем Елизаветой пирогами. Федор развел самовар, подал на стол, сама Елизавета возилась на кухне, сын ее, Петька, как всегда выглядывал из-за дверей. Разлили чай, щипчиками стали накладывать в чашки сахар. Когда щипчики взял Саша Корвин, послышалось недовольное сопение. Оглянувшись, я увидел, что Петька возмущенно смотрит на нас.

— Чего тебе? — спрашиваю его.

— Дядя офицер, а чего это он сахара нашего не жалеют? Такой большой, он же весь сахар изведет.

Корвин смутился и покраснел.

— А что ты здесь делаешь, кто тебе разрешил разговаривать? А ну, «брысь» отсюда!

Надо будет поговорить с Елизаветой, пацан явно разбаловался. Сам же я попытался перевести все в шутку:

— Видишь, какой у меня защитник! Так и знай, если выиграешь у меня бой, за меня есть кому постоять.

Разговор опять вернулся к предстоящим соревнованиям, обсуждениям предполагаемых соперников, их шансам на победу. Причем вся тактика сводилась до уровня моего Федора: «дать по уху», «выбить дух» и тому подобное. Но видно было, что несмотря на столичный блеск и наличие различных светских мероприятий, новое развлечение привлекало своей необычностью, остротой ощущений. Молодежь загорелась показать свою молодецкую удаль. Не перегорела бы. Не заморачивались и вопросами правил соревнования, определения победителя.