Коридоры сознания - [23]

А у меня, стыдно признаться, никаких позывов. Ну хоть бы икнулось!

К счастью, на дежурство идти Ольге, ее очередь. Она еще утром попросила, чтобы я после работы не спешил домой. Боялась, что одним своим присутствием помешаю. Я пообещал невозможное — даже не думать о ней, на что она погрозила пальцем: «Только попробуй!» Вот он, женский эгоизм.

Весь вечер я гонял шары в бильярдной. Вернулся к ночи. Семейство уже поужинало и укладывалось спать. Папаша так и не показался, а Ольга, накинув халат, на минуту вышла. Объяснила, что мне пожевать. О дежурстве ни слова. Видимо, ничего не было. Что ж, не было, так не было. Паниковать пока рано. Подождем до завтра. Возможно, Федор так решил — начинать с меня.

Я спустился в подвал в половине седьмого, на полчаса раньше. Прихватил с собой Чюрлениса. Буду, думаю, листать альбом и вспоминать, как мы с братом, еще не веря в удачу, выторговывали его у каунасских букинистов, а потом, уже в гостинице, на пару ловили кайф, рассматривая репродукции... Только бы скорей настроиться, запустить воображение — и, глядишь, он объявится, присядет рядом.

Все мне удалось — и настроиться, и вообразить. Федор предстал как наяву. Я даже подвинулся на тахте, высвобождая место рядом. Плечо его почувствовал, соприкасались. На какое-то мгновение показалось, что брат протянул руку и перевернул лист, — настолько разыгралось воображение. Пришлось гасить, иначе как бы я узнал, выйди Федор на связь, что это — действительно у нас началось или всего лишь мои видения?

Отложив альбом, я выключил свет и растянулся на тахте.

У меня это было уже пятое или шестое дежурство, и я с избытком представлял, каково сидеть кротом в глухой бетонной коробке. Поначалу, пока привыкаешь, даже приятно. На душе саночистка, в голове перекур, а для глаз и ушей так просто курорт. Полное отдохновение. Потом что-то в тебе начинает копошиться. Озабоченность какая-то, беспокойство. Ты уже встревожен, будто ждешь какого-то подвоха. Ни фига не видно, а всматриваешься; беспробудная тишина, а вслушиваешься. И чем дальше, тем ближе к бреду. Вот уже и шевеление какое-то, вздохнул кто-то. Черт-те что может померещиться. Благо торчать в подвале недолго. Два часа — и лезешь наверх.

Но на этот раз, чувствую, что-то не то и не так. Еще и к темноте не привык, и тишины не вкусил, а меня вдруг куда-то поволокло. И что странно, телом я на тахте остался. Лежу, значит. В то же время — еще где-то. Отлетел, отдалился и сам на себя со стороны взираю. Там я и здесь я. Сразу в двух местах. Но не раздвоился и не удвоился. Таким стал. Способность у меня такая появилась — быть в себе и везде. Именно — везде. Потому что в этом новом качестве мне что бункер, что дом, что город — никакой разницы. Границ не чувствую. Вообще вне всякого пространства. Нет его, исчезло. Проглотил я его, слопал.

И ведь не сплю, не брежу. В полном сознании. Пытаюсь даже объяснить себе: мол, так оно и должно быть — это уже, видимо, Федор ко мне пробивается, а я к нему рвусь. Он ищет, зовет: ау, где ты, братец, отзовись. От меня, думаю, сейчас одно требуется — как-то высветиться, зазвучать. Чтобы не разойтись нам, не промахнуться, аккуратно выйти друг на друга. Да вот как?

Я старался. Очень старался. Хотя как раз стараться и не нужно было. При парасвязи все само должно получиться.

До той минуты я еще контролировал себя. Помню, что и как. Потом — провал. Начисто вырубился. Может, и дальше что происходило, а может, и нет — не знаю. Не уверен даже, терял ли сознание. Ведь это — лишь мое предположение. Никого же рядом не было, никто меня в беспамятстве не видел. А почему все-таки заподозрил, что был в нокауте, — по времени так выходило. Когда, очухавшись, сполз с тахты и, включив свет, посмотрел на часы, — не поверил: больше часа слетело! Ни фига себе, думаю, где это меня целую вечность носило? Ольга, небось, уже успела компот сварить...

При чем тут, спрашиваешь, Ольга, при чем компот? Вот-вот! Я потом — не сразу — тоже поймал себя на этом: что за чушь?!

Когда я отправлялся дежурить в бункер, никого в доме не было. Знал, конечно: Ольга с минуты на минуту должна подойти. Но про компот... Она и не собиралась с ним затеваться. Лишь на подходе к дому настроилась. Шла мимо фруктового ларька, видит — вишня. Ну и соблазнилась, купила. К тому же варила не на кухне, откуда могли пролезть в подвал запахи, а на веранде. Там газовая плита, и летом Долины иногда пользовались ею. Так что про компот я уж никак не мог заранее знать или догадаться.

Выбравшись из подвала, я прямым ходом на веранду.

— Дай испить.

Она отлила из кастрюли бокал.

— Горячий, не обожгись.

А мне как раз с огня и надо, чтобы унять дрожь. Прихлебываю, смакую. Про себя прикидываю: сейчас сказать, что угадал с компотом, или как-нибудь потом? Дело, сам понимаешь, не в компоте. Раз мне такая ахинея лезла в голову, то с Федором я не мог быть. Ни в сознании, ни в беспамятстве. Исключено. И тут она вставляет в строку:

— Ну и как?

— Божественный напиток! — говорю.

— Я о дежурстве.

— Не знаю, не помню.

— А я знаю. Не было ничего. Ты ведь со мной вязался. У самого училища пристал. Вместе вишню покупали.