Коридоры кончаются стенкой - [24]

— Кто?

— Помощник начальника Армавирского оперсектора Кабаев.

— Ты хорошо его знаешь?

— В тридцать третьем я работал заместителем начальника Кубанского оперсектора ОГПУ, а он там же начальником экономотделения. Почти четыре года подряд приезжает ко мне в Сочи в особый период для оказания помощи. Смышленый оперативник, честный труженик, надежный человек. Оперативную обстановку в Сочи освоил, ориентируется намного лучше Абакумова.

— Подумаем, — Люшков сделал пометку в записной книжке. — Подумаем. Он сейчас у тебя?

— Да.

— Значит так, Малкин. В случае приезда Сталина в Сочи всю ответственность за его безопасность вне дачи бери на себя. Власик и прочая генеральская шпана, которая его окружает, это принеси-подай. Твоя задача — организовать надежную охрану на маршрутах следования, в местах посещения и в ванном корпусе. Понял? В ванном корпусе! И немедля займись трассовой агентурой. Почисти ее, еще раз проверь всех. Всегда помни про участь ленинградских чекистов, допустивших убийство Кирова… Вопросы?

— Нет. Мне нужно задержаться в Ростове на три-пять дней.

— Разрешаю. Что еще?

— Все.

— Ну, будь здоров.

— Разрешите идти?

— Иди.

Малкин щелкнул каблуками, вспомнил: так уходил от него Абакумов. Вспомнил и улыбнулся.

15

Возвратился Малкин домой неделю спустя. Алексей ждал его на вокзале. По пути домой Малкин заглянул в дежурную часть горотдела, поинтересовался оперативной обстановкой.

— За время вашего отсутствия, товарищ майор, никаких серьезных происшествий не зарегистрировано.

Удовлетворенный ответом, Малкин прошел к себе в кабинет.

На столе обнаружил записку Кабаева и телеграмму из Москвы на его имя.

«Иван Павлович! — писал Кабаев. — Как говорится, без меня меня женили (читай телеграмму). Не знаю, кто так ловко похлопотал за меня. Вроде со всеми жил дружно. Очень сожалею, что перевод в Хабаровск разрушил мои надежды поработать с тобой в Сочи. Но не думаю, что все потеряно. При желании ты сможешь вернуть меня в Азово-Черноморье. Считай, что это моя к тебе убедительная просьба. Привет семье и не поминай лихом».

Малкину стало не по себе. Нетрудно догадаться, чья злая воля распорядилась твоей судьбой, дружище.

Только после доклада он узнал от управленцев, что Люшков переведен на ДВК и сдает дела.

— Кагана забирает с собой, — радовались сотрудники.

«Так вот откуда равнодушие и злость», — подумал он тогда.

«Жид пархатый, — злился теперь, — тебе, оказывается, не доклад мой нужен был. Принюхивался, гожусь ли для тандема, а я цапнулся с Каганом, да еще и с Кабаевым поднесся. Проболтал друга… И ведь надул, как младенца, — заметался Малкин по кабинету, — ни слова об отъезде, конспиратор вонючий… С кем же он снюхался там? — Малкин взял телеграмму: подпись Фриновского. — А-а! Ну, тогда мы с тобой еще поборемся! Тогда я еще на коне! Фриновский не откажет. Как-никак, числит меня в друзьях».

Прокручивая в памяти разговор с Люшковым, Малкин силился понять, почему его, уже фактически бывшего начальника управления, так живо интересовало состояние охраны ванного корпуса, в котором Сталин любил просиживать часы? Почему Именно этого объекта? В Сочи немало более сложных для охраны мест, которые посещает Сталин, но ванный корпус бальнеолечебницы? Непонятно. Малкин считал его наиболее защищенным и, следовательно, безопасным в любом отношении — и вдруг такая озабоченность, такой интерес и, главное, осведомленность об инженерных сооружениях!

Ломая голову над тайной, не поддающейся разгадке, Малкин нервничал, стал придирчивым и крикливым, беспощадно карал подчиненных за малейшие провинности и наконец взялся лично инспектировать силы и средства, находящиеся в его распоряжении и задействованные на охрану Сталина и его окружения.

Результаты проверки привели в отчаяние. Оказалось, что коммерческая гостиница «Кавказская Ривьера», примыкавшая своими семью корпусами к группе дач СНК и числившаяся в службе госбезопасности как объект охранного обслуживания, агентурного прикрытия не имела. Только восемь осведомителей из необходимых сорока освещали оперативную обстановку на отрезке трассы от «Бочарова ручья» до санатория Мосгорздрава, а крутой поворот ее между санаториями Наркомзема и РККА, где правительственные машины замедляют ход при проезде выемки, вообще оставался без агентурного наблюдения.

Большая часть обслуживающего персонала дач особого назначения и бальнеолечебницы длительное время не проверялась, а имеющиеся компрматериалы на ряд служащих реализованы не были и на день проверки находились без движения.

Выяснилась и еще одна пренеприятнейшая деталь: райуполномоченные Хосты, Мацесты, Адлера были отозваны в Сочи для ведения следствия, а негласный состав отдела охраны использовался при производстве обысков, арестов и других следственных действий, что привело его к частичной расшифровке. Вскрыл Малкин и массу других недостатков, от которых голова шла кругом, и он никак не мог понять, пребывает он в реальном мире или видит все это в кошмарном сне.

Закончив проверку, Малкин созвал совещание оперативно-следственного состава. Говорил стоя, чем немало озадачил присутствующих. Бледное озлобленное лицо, тихий шипящий голос. Фразы короткие, отрывистые, как пистолетные выстрелы. Говорил недолго, изложил только суть, но как изложил! На устранение недостатков выделил неделю. Предупредил: если хоть одно из его указаний не будет выполнено — виновные пойдут под суд. Цену обещаниям Малкина знали все. Поэтому расходились с предчувствием неминуемой беды. Малкин обозвал их самоубийцами, они чувствовали себя смертниками.