Корделаки - [49]

Стены и портьеры лишь слегка обгорели при вторжении безжалостных во всех иных случаях разбойников. Да-да, он опять-таки своими собственными глазами видел последствия их пребывания – что на почтовой станции, где они покушались на жизнь мага, что в усадьбе де Вилье, где человеческих жертв не случилось только по воле божией и благому стечению обстоятельств. Да и уезжала ли баронесса в свою загородную усадьбу вовсе? И где на самом деле она уже столько времени укрывает Елизавету де Вилье? Не игра ли всё это? Но зачем! Неужели простая женская скука заставляет её играть людьми для собственного развлечения? Или тут выступают интересы серьёзней?

Корделаки не хотел думать про свою приятельницу дурно, но как ни крути – все ниточки сходились к ней. Она настояла на посещении маскарада, она рассказала о существовании некоего Канцлера, а уж приезжал тот на самом деле в Петергоф или ей просто нужно было узнать имя самого крупного дарителя на балу, то никому неведомо. И это её упоминание о не найденных ворами фамильных драгоценностях! Неужели и то кольцо до сих пор находится среди них, в надёжном тайнике? На душе графа скребли кошки. И, главное, она же сама лишила его возможности развеять все эти сомнения при личной беседе, наедине – она перестала его принимать. «Ну, раз так! Если впредь увижу опасность для жизни или здоровья людей, то не постесняюсь спросить о сиих загадках и при свидетелях!» – дал себе слово граф, зарекаясь думать о том до вторника.

* * *

Люстры сияли, паркет блестел, гости раскланивались в приветствиях друг другу. Хозяйка демонстрировала им обновлённые интерьеры нескольких комнат, все пребывали от их убранства в восторге, кроме корнета, который снова застыл в молчаливом то ли восторге, то ли недоумении. И всё порывался узнать у хозяйки судьбу утраченных украшений:

– Вот тут, на каминной доске… Вот тут камин был! На нём канделябры такие витые, статуэтки и шкатулка стояли. Вы их вовсе выкинули, мадам?

– Да дались вам эти безделушки, – отмахивалась от него Туреева, улыбаясь гостям, а сквозь зубы шептала: – Может быть, мы обсудим это позже? Право, Серж, вы сегодня невыносимей обычного.

– Подобный сеанс был бы полезен вашей родственнице, мадам, – попытался помочь ей Нурчук-хаир, переведя тему в русло сегодняшнего собрания. – На вид она обладает ослабленным здоровьем. Я не вижу её среди гостей. Или она не доверяет подобным методам?

– Не знаю, почему мы не видим её тут, дорогой князь. Я посылала приглашение, возможно таково решение её опекуна?

– Скажите, дорогая Мария Францевна! – обратился к хозяйке один из гостей, солидный человек с приветливым лицом, видимо, склонный к смешливости, потому что из уголков его глаз к вискам расходился целый веер лучей-морщинок. – Сами ли вы выучились данному искусству врачевания и собственноручно ли будете нашим магнетизёром?

– Я бы радостью, драгоценный Дормидонт Ананьевич, да думаю, Комитет министров не одобрил бы – не имею соответствующих разрешений ни от полиции, ни от Медицинского совета. Так что позвольте занять место пациента рядом с вами, любезный. Будем непосредственно передавать живительную силу друг другу. А руководить процессом предоставим профессору медицины, прибывшему из самой Вены, господа!

– А, скажите, у вас всё устроено по старинке – чан, намагниченная вода, металлические стержни? – видимо, гость был знаком с процедурой и раньше.

– Да, всё, как всегда. А вы, видимо, приверженец новых веяний, сударь? – баронесса сделала приглашающий жест, и все начали переходить в комнату с приготовленной ёмкостью и расставленными скамьями вокруг неё.

– Говорят, нынче магнетизируют даже деревья! – воскликнул Дормидонт Ананьевич и занял одно из свободных мест. – Тогда охват пациентов возрастает для одного сеанса многократно.

– Следующим летом я так и сделаю, дорогой мой, – баронесса села рядом. – А нынче уж прохладно для сборищ на природе. В нашей полосе осень наступает стремительно, не так ли, господа?

– Я читала в газетах, что были случаи, когда дамы под воздействием магнетических сил лишались полностью своей воли, а некоторые даже и добродетели! – вступила в беседу сильно напудренная мадам неопределённых лет.

– Да, вы – женщины – сильно рискуете! – отвечал ей Дормидонт Ананьевич. – Ведь всем известно, что дамы обладают более подвижными нервами и более восприимчивым воображением. Оттого настроиться, как музыкальный инструмент, на определённую волну вам оказывается и легче, и скорее. А, ежели таким камертоном выступит некий привлекательный кавалер, то… – и он рассмеялся.

– Прошу, дамы и господа, начнём. Вот и профессор! – пригласила Туреева. – Кто желает принять процедуру, просьба к нам в круг. Остальные исполнят роль наблюдателей.

Напудренная дама, жеманно улыбаясь, заняла место за крытой ванной по левую руку от Дормидонта Ананьевича. За ним, как уже говорилось, сидела баронесса. К ней нерешительно направился неуверенный в себе после высказанного в его адрес недовольства корнет. Что дёрнуло стоявшего ближе к баронессе Корделаки занять место по её правую руку, он сам не сказал бы, потому что изначально собирался лишь смотреть на развлечение со стороны, не веря во всю эту чушь ни на грош. Корнету пришлось занять место за ним.