Коралловый корабль - [22]

С этими словами он достал из кармана деньги.

— Вы никому не скажете? Все это останется между нами? — спросил Жак.

— Даю вам слово.

Жак придвинулся к своему собеседнику и прошептал:

— Это был Поль Сеген.

— Спасибо, — поблагодарил Сажесс, вручая Жаку деньги.

Тому никогда еще не случалось заключать такой выгодной сделки: пять долларов за четыре слова лжи.

Когда Сажесс вернулся, Гаспар все еще сидел на бревне. Капитан приблизился к нему с любезной улыбкой, хотя готов был задушить его.

— А теперь, когда сделка состоялась, — сказал Жак, подходя к ним, — не хотите ли вы вместе с вашим приятелем немного подкрепиться?

Он открыл дверь, ведущую не то в комнату, не то в контору, жестом пригласив войти Сажесса и Гаспара.

В ту же секунду появился слуга с огромным подносом в руках. Гаспар едва обратил внимание на то, что завтрак подан. Он рассматривал картину, висевшую на стене, небольшую старинную гравюру. На ней был изображен человек в рубашке и шароварах с широким поясом. В одной руке он держал хлыст, в другой — огромный меч. Из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Вытянутая голова человека напоминала огурец. Дьявольская жестокость проглядывала в чертах его лица, необычно скуластого, а одна нога была явно искривлена.

Дрожь охватила Гаспара. Он уже видел этого человека, встречался с ним раньше, но когда и где? Возможно, тот приснился ему, быть может, его лицо мелькнуло среди толпы или в клубах табачного дыма в каком-нибудь баре. Во всяком случае, где-то Гаспар видел это странное лицо. Более того, он чувствовал, что этот человек когда-то вторгался в его жизнь. Но как ни напрягал провансалец свою память, он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах это произошло.

— Вам кофе или коньяк? — обратился к нему Жак, и Гаспару пришлось отвести взгляд от гравюры.

Он взял чашку кофе, закурил сигару и сел за стол. Жак, прихлебывая кофе, вел деловой разговор с Сажессом. Гаспар, который старался делать вид, что внимательно слушает, на самом деле все пропускал мимо ушей.

Он оглядывал комнату. Стены ее украшали картины с изображением кораблей. Тут же висела карта Юкатанского пролива, на которой чернилами были помечены места кораблекрушений. Кроме того, имелась карта вод к западу от Нассау, где простиралось обширное мелководье, протянувшееся на двести миль с севера на юг и окруженное рифами. На ней были отмечены и места гибели кораблей. Рядом с картой на крючке висела старинная бутылка с кожаной ручкой. В углу стоял стеклянный ящик, полный каких-то жуков, тарантулов и других тварей. Но взгляд Гаспара то и дело возвращался к гравюре, так поразившей его.

Воспользовавшись паузой в разговоре, провансалец спросил Жака:

— Простите, сударь, вы не знаете, кто изображен на этой картине? Мне кажется, я видел этого господина где-то раньше.

Жак взглянул на картину и засмеялся.

— Вы видели его? Не может быть! Это старинная гравюра Кулье. Мне она, правда, досталась за гроши.

— А кто изображен на ней?

— Симон Серпенте.

— Кто это?

— Как, вы ничего не слышали о Симоне Серпенте? Ах, простите, я забыл, что вы недавно прибыли на остров. Должен вам сказать, что этот Серпенте был пиратом. О нем рассказывают всякие ужасы. Правда, в один прекрасный день Серпенте перестал разбойничать. Произошло это при довольно интересных обстоятельствах. Дело в том, что около Матансаса он сцепился с Ларопэ, своим конкурентом. Ларопэ плавал на «Золотой Раковине», у Серпенте же была «Мексиканка». Так вот, оба судна гнались за бригом, и Серпенте сигнализировал Ларопэ, чтобы тот прекратил погоню, так как добыча по праву принадлежит ему, Серпенте, заметившему бриг первым. Ларопэ отказался, и гротмачта его корабля тут же была снесена ядром. Два пирата, позабыв про бриг, пошли друг на друга. Это происходило недалеко от берега, и за поединком наблюдала толпа зевак. В конце концов Серпенте взял «Золотую Раковину» на абордаж, прикончил весь экипаж и повесил Ларопэ на рее. Затем он направился к мысу Сабль, и с тех пор никогда больше не поднимал черного флага. Вскоре стали говорить, что Серпенте занялся перевозкой чернокожих невольников. Перемена профессии, вполне достойная пирата. Но с тех пор его перестали бояться. Мало того, решено было снарядить для его поимки экспедицию. Серпенте, когда он отплывал от берегов Америки с грузом рабов, стало известно, что против него выслан корвет. Старого пирата велено было повесить немедленно после поимки.

Жак помолчал.

— И действительно, через два дня после выхода из порта Серпенте увидел вдали корвет и приказал уходить от него на всех парусах. «Мексиканка» была самым быстроходным судном в тех водах, и уже к вечеру только верхушки мачт корвета виднелись у горизонта, а на следующий день он совсем исчез из виду. Но Серпенте понимал, что его песенка спета. Он не мог рассчитывать скрыться, так как его внешность была хорошо известна. И тем не менее «Мексиканка» со своим капитаном, экипажем и грузом невольников исчезла. С тех пор о Серпенте не было ни слуха. Может быть, судно потерпело кораблекрушение и затонуло, а может быть — и так думали многие — Серпенте скрылся на одном из необитаемых островов и погиб от болезни или убит кем-нибудь из своей команды. — Ах, вот в чем дело! — воскликнул Гаспар. Он поднялся из-за стола и подошел к гравюре. С быстротой молнии в его голове сверкнула догадка о том, где он видел это лицо, эту изуродованную ногу. Тот отвратительный череп на острове и кости разве не могли быть останками Симона Серпенте? Такое предположение сначало показалось бредом сумасшедшего, но тут Гаспар вспомнил, что на медной пряжке перевязи выгравированы две буквы: С. С.