Корабли надежды - [6]

Шрифт
Интервал

. Он клянется султану в верности, а сам создал армию в 16 тысяч, захватил Никополь, Плевну, Софию, Рущук. Всю Болгарию и Восточную Сербию себе подчинил, стал чеканить собственную монету. В эту весну он наголову разбил посланную усмирить его 120-тысячную армию султана и сейчас осаждает Адрианополь. Так что еще и Стамбул возьмет.

— Действительно, Селиму не позавидуешь. А в Морее>{23} у него как идут дела?

— В Морее тоже плохо. Там другой вассал Порты — Али-паша Янинский>{24}. С 1797 года он тайно поддерживал сношения с Бонапартом. Генерал Жантили, овладевший венецианскими городами на албанском побережье, послал к нему для переговоров своего адъютанта капитана Роза. Али-паша устроил торжественный прием, поместил капитана в своем дворце, даже приколол на чалму трехцветную кокарду, восторгался «Декларацией прав человека». В письме к Али-паше Бонапарт называл нашу своим уважаемым другом и хвалил за привязанность к Франции. Но Али-паша, убедившись, что от французов ему не получить ни Ионических островов, ни городов на албанском побережье, неожиданно заключил капитана Роза в тюрьму, подверг пыткам, а затем отправил его султану в знак своей преданности.

— А как себя ведут французы?

— Они ведут переговоры не только с Али-пашой Янинским, но и с Ибрагим-пашой Скутарийским, с черногорскими гайдуками, с греческими и болгарскими предводителями, ливанскими эмирами, египетскими мамлюками. До самого последнего времени посланник Бонапарта при султанском дворе стремился внушить Селиму III мысль о том, что все это делается для того, чтобы упрочить власть султана. Он договорился до того, что даже поход в Египет представлял доброжелательным шагом, так как, мол, французы — верные друзья султана — хотят восстановить в Египте его законную власть и покарать мятежных мамлюков. Но этот обман был уже настолько явным, что не мог ввести никого в заблуждение. Селим III и его окружение поняли, что, утвердившись на Ионических островах и Мальте, а затем и в Египте, Франция расчистит себе путь в богатый Левант>{25} и будет угрожать самому существованию Порты. А когда Наполеон высадился в Египте, тут Селиму не оставалось больше ничего другого, как объявить Франции войну. Французского посланника Рюффена он заточил в Семибашенный замок, французских купцов в Стамбуле и в провинции обобрал до нитки и тоже бросил в тюрьму. У султана сейчас одна надежда на нас.

— Молодец, Манопуло. Все это очень важно. Ты мне завтра представь подробный доклад обо всем сказанном, а сейчас поедем в город. Там отдохнешь.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Адмирал Ушак-паша


В 6 часов утра 4 августа 1798 года курьер из Петербурга в сопровождении двух полицейских чинов нетерпеливо мерил шагами набережную Севастополя, переименованного при новом царствовании в Ахтиар. Он ждал баркас, чтобы направиться на нем к флагманскому кораблю и вручить командующему действующим корабельным флотом Черного моря вице-адмиралу Ушакову личное и секретное повеление Павла I.

Линейный корабль «Св. Павел» под флагом командующего флотом во главе многочисленной эскадры возвращался из крейсерского плавания к Одессе и устью Дуная.

«Св. Павел» издали не казался особенно большим и грозным. Трудно было поверить, что на нем было 84 пушки и около 900 человек экипажа. Закрытые порты артиллерийских палуб тремя белыми линиями опоясывали его борта, придавая боевому кораблю нарядный вид. Даже со свернутыми парусами и оголенными мачтами он был великолепен. Под стать флагману были и другие корабли эскадры. Казалось, что невзгоды трехмесячного похода никак не повлияли на них. Не одна подзорная труба была направлена на входившие в порт корабли. Придирчиво, с любовью и ровностью оглядывали отставные марсофлоты>{26} каждое судно.

В безветренном воздухе раннего утра отчетливо слышались команды вахтенных начальников, трели боцманских дудок, вызывавшие команды на большую приборку, скрин уключин гребных шлюпок, втягивавших на буксире корабли, каждый к своей пристани. Пароду на набережной и у пристаней все прибывало.

Обеспокоенные, как бы чего не случилось с царским курьером, полицейские тоже стали нетерпеливо поглядывать на снующие по бухте лодки. Наконец подвалил баркас с начальником порта контр-адмиралом Романом Романовичем Вильсоном и, приняв курьера, под дружные удары весел заскользил к «Св. Павлу».

Взойдя вслед за начальником порта на верхнюю палубу, курьер потребовал, чтобы его безотлагательно отвели к командующему.

— Ты не волнуйся, отдохни, — увещевал его командир корабля капитан 1-го ранга Сарандинаки, — Адмирал только недавно уснул после нескольких бессонных ночей.

Но курьер стоял на своем, упирая на то, что, дескать, ему приказано вручить пакет немедленно, он ужо два дня как в Ахтиаре, а императорский указ адмиралу все еще не вручен.

— Евстафий Павлович, — обратился Вильсон к Сарандинаки, — ты уж побеспокой Федор Федоровича, а то наш столичный гость совсем изведется. Видел бы ты, как его Николай Семенович Мордвинов обрабатывал, требуя передать почту. Но наш молодец — как кремень. Велено лично Ушакову, значит, я и дождусь! Вот так-то. А ты — спит адмирал!


Еще от автора Ярослав Гаврилович Зимин
50 лет Вооруженных сил СССР

Издание, выпущенное к пятидесятилетию создания вооруженных сил СССР в 1968 г. Обобщает опыт развития Советской армии с момента ее возникновения до 60-х гг. XX века. Несмотря на известную официальность, связанную с изданием книги к юбилею вооруженных сил, книга представляет  интерес, особенно в условиях современной России, в которой советский период истории рисуется исключительно черными красками и сводится к голоду, террору и репрессиям. Вывод, сделанный в книге: «…народы мира помнят, кому они обязаны спасением от ужасов фашистского "нового порядка"» (с.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.