Кораблекрушение «Джонатана» - [117]

Так размышлял Кау-джер, когда чилиец, устав от ожидания, тихонько кашлянул. Губернатор жестом успокоил его и вернулся к своим мыслям.

Нет, он оказался не лучше и не хуже тиранов, существовавших во все времена, потому что власть над людьми накладывает такие обязательства, которых никто не может избежать. И хотя намерения его были всегда самыми гуманными, а поступки — совершенно бескорыстными, это ничуть не помешало ему совершить те же преступления, в которых он обвинял всех прочих властителей земли. Будучи приверженцем свободы — он повелевал другими; сторонник равенства — он судил себе подобных; миролюбец — он воевал; философ-альтруист — он истреблял людей; а его отвращение к кровопролитию привело лишь к тому, что он залил кровью весь остров.

Кау-джер не совершил ни единого поступка, который бы не противоречил его принципам и не доказал бы по всем пунктам несостоятельность его теорий.

Первым доказательством этого послужило нашествие патагонцев. Кау-джеру пришлось сражаться и убивать. Когда же Паттерсон продемонстрировал всю низость, всю подлость человеческой натуры, губернатор был вынужден взять себе право распорядиться частью земли, как своей личной собственностью. И, подобно тем, кого он называл тиранами, он судил, выносил приговор, высылал!..

Второе доказательство — открытие месторождений золота. Тысячи проходимцев, вторгшихся на остров, лишний раз подтвердили схожесть характеров различных наций в погоне за обогащением. Против них Кау-джер мог применить только давно испытанные средства: власть, насилие, убийство. По его приказу пролились потоки человеческой крови.

И, наконец, третьим доказательством явился категорический ультиматум Чилийского государства.

Неужели Кау-джеру вновь придется призвать колонистов к войне, может быть еще более кровавой, чем прежние битвы? И ради чего? Чтобы сохранить остельцам правителя, в общем ничем не отличающегося от властителей всех времен и народов? Любой другой на месте Кау-джера поступал бы точно так же, и кто бы ни оказался его воспреемником, он применит теперь те же самые способы, которые пришлось бы использовать самому Кау-джеру.

А если так, стоит ли сопротивляться?

И, кроме всего, он чувствовал смертельную усталость. Кау-джер не мог забыть массового убийства, совершенного по его приказу. Перед его глазами все время, как наваждение, высились горы трупов. С каждым днем, словно под грузом мучительных воспоминаний, сгибался его высокий стан, тускнел взгляд, притуплялась мысль. Силы покидали тело атлета и сердце героя. Кау-джер больше не мог выдержать. С него довольно!

Вот в какой тупик он зашел!

В смятении проследил он свой долгий жизненный путь, усеянный обломками теорий, составлявших его моральные устои. Ради них он пожертвовал всей своей жизнью… И все это превратилось в ничто. Душа его была опустошена.

Что же делать? Умереть? Да, это было бы самым последовательным, и все же он не мог решиться на такой шаг. Не потому, что боялся смерти — его ясному и твердому уму смерть представлялась вполне естественным явлением, — но все его существо протестовало против поступка, произвольно сокращающего человеческую жизнь. Подобно добросовестному работнику, который не бросает работу незавершенной, этот необыкновенный человек ощущал жгучую потребность прожить жизнь до конца.

Но разве нельзя было примирить эти противоречия?

Вдруг Кау-джер как будто вспомнил о присутствии чилийского офицера, который едва сдерживал нетерпение.

— Сударь, — сказал он, — вы только что грозили мне применением силы. Имеете ли вы представление об остельской армии?

— Вашей армии? — удивленно повторил офицер.

— Судите сами, — ответил Кау-джер, показав своему собеседнику на окно.

Перед ними расстилалась площадь. Против управления стояли строем сто пятьдесят чилийских солдат вместе со своими командирами. Они находились в весьма критическом положении, так как их окружало более пятисот остельцев с заряженными ружьями.

— Сегодня в нашей армии насчитывается пятьсот ружей, — спокойно пояснил Кау-джер. — Завтра их будет тысяча. Послезавтра — полторы тысячи.

Чилиец побледнел. Видимо, его миссия провалилась!.. Он попал в настоящее осиное гнездо! Однако он сделал попытку как-нибудь выйти из неприятного положения.

— Наш крейсер… — начал он неуверенным тоном.

— Крейсер нам не страшен, — прервал его Кау-джер, — мы не боимся ваших пушек — у нас они тоже имеются.

— Чили… — пытался продолжать офицер, не желая признать свое поражение.

— Да, — снова прервал его Кау-джер. — У Чили есть еще и корабли и солдаты. Это понятно. Но есть ли смысл использовать их против нас? Не так-то просто овладеть островом, где в настоящее время живет более шести тысяч человек. Не говоря уже о том, что высаженные вами на берег солдаты вполне могут стать заложниками.

Офицер молчал. Кау-джер добавил значительным тоном:

— И, наконец, известно ли вам, кто я?

Чилиец вопросительно взглянул на своего противника, оказавшегося таким опасным. Видимо, во взоре Кау-джера он прочел красноречивый ответ на свой немой вопрос, и растерянность его еще усилилась.

— Что вы хотите сказать? — смущенно произнес он. — Лет двенадцать-тринадцать назад, после возвращения «Рибарто», капитан которого узнал вас, пошли разные слухи… Но они как будто оказались ложными, поскольку вы сами сразу же опровергли их…