Корабль остается на орбите - [5]

Сергей встал, но тут же покачнулся и, потеряв равновесие, ткнулся рукой в разбитый блок связи. В глазах поплыл искрящийся туман. И одновременно откуда-то снизу тягучей волной подступила тошнота, тупая боль ударила в виски.

Он взял чистое предметное стекло, коснулся им тыльной стороны ладони, где алела свежая ссадина. Напрягая зрение, прильнул к окуляру. Туман в глазах не исчезал, но все же удалось увидеть: в его крови такие же лиловые зернышки. Их совсем немного, они не так подвижны, но они живут, делятся. И его тело оказалось питательной средой…

Много раз космонавт Костров встречался один на один с грозной опасностью. Но никогда еще не испытывал он такого тоскливого, удушливого страха. Не за себя ― за судьбу экспедиции. Случилось почти невероятное: на корабль пробралась неизвестная и потому особенно опасная болезнь.

Он вскочил и нетвердыми шагами направился к двери. Сейчас самое главное ― надежно запереться изнутри. Никто не должен попасть в центральную рубку. Что бы ни случилось, он будет здесь один.

Космос. 7 часов 13 минут. Экипаж «Циолковского»

― Мальчики, нужна ваша помощь. Воздействуйте на Сергея ― закрылся и не хочет пускать к себе.

― Наверное, вспомнил про Устав, ― засмеялся Кларк. ― «Во время дежурства никто посторонний...» Как это там сказано?

Но шутку не поддержали. В голосе Наташи дрожало волнение, и этого нельзя было не заметить.

― Понимаете, позвонила, как проснулась. Сказала, иду к нему. А он ― категорически: не надо. И больше говорить не хочет.

― Работает, наверное, ― предположил Чумак. ― Появилась какая-то светлая мысль и хочет довести ее до конца. Между прочим, я в такие минуты кого угодно могу послать ко всем чертям.

― У него был очень странный голос, ― сказала Наташа. ― Понимаете, будто он нездоров. Но зачем же тогда запирать двери?

― Не будем гадать, лучше спросим у него самого, ― сказал Панин, вылезая из своего гамака ― он всегда поднимался последним. Остальные уже успели сделать гимнастику, умылись и готовились к завтраку.

Панин ловко, через спинку, сел в кресло перед видеофоном, набрал номер. Но по экрану лишь прыгали пестрые полосы.

― Вот еще новость. Отключился он там, что ли?

― У меня было то же самое. Говорили по телефону, ― сказала Наташа. ― Ничего не понимаю.

― Сейчас поймем. Сережа? Что у тебя с камерой? Повреждена? Так это мы мигом… А зачем Наташу пугаешь? Что? Хорошо, слушаю.

Наступило долгое молчание. Панин плохо умел скрывать свои чувства, и его круглое веснушчатое лицо отражало их достаточно наглядно: тревога, растерянность, испуг… Наташа часто задышала, так сдавила спинку кресла ― побелели косточки пальцев. Кларк застыл в неудобной позе, забыв про тихо жужжащую электробритву. Только Чумак ничем не выдавал волнения.

― Все понял, ― сказал наконец Панин. ― Сейчас передам. Но они не согласятся.

Он помолчал, вздохнул. Потом взъерошил светлые волосы и будто прыгнул в ледяную воду:

― Случилась беда. Метеорит. Попал прямо в рубку и застрял в блоке связи. Земля нас больше не слышит…

Снова пауза. Казалось, Панин обдумывает, как смягчить удар.

― Да говори ты! ― не выдержала Наташа. ― Что, и «Лада» отказала?

Кларк усмехнулся. Наивный вопрос ― если выйдет из строя киберпилот, который космонавты ласково называют «Ладой», двигатель тотчас остановится. Наступит невесомость, и это нельзя не заметить.

― Все остальные системы в порядке, ― сказал Панин. ―  Но… метеорит оказался не простым. Он был заражен.

― Радиоактивность? ― приподнялся Кларк.

― Нет. Какие-то неземные споры. А в тепле они ожили. Стали размножаться неизвестные микробы.

― Сережа заболел? ― быстро спросила Наташа.

― Не знаю. Но он сказал, что никого не пустит к себе до конца.

― Какого конца? Что за чушь? И потом микробы ― по моей специальности. Тем более чужие. Я должна быть там!

― Сейчас моя вахта, ― сказал Кларк. ― И я пойду туда. Командир не имеет права…

― Подождите, ― остановил Чумак. ― Мы же можем поговорить с ним все вместе. Принеси-ка микрофон, Витя.

Несколько минут прошли в молчании. Все смотрели, как Панин торопливо монтирует приставку к видеофону.

― Сережа? ― негромко окликнул Чумак. ― Мы хотим слышать тебя все. Включи динамик. Как ты себя чувствуешь?

― Нормально, ― раздался под потолком приглушенный голос Кострова.

― Неправда, ― прошептала Наташа. ― Он обманывает. Я по голосу чувствую ― ему плохо.

― Спокойно, Наташа. Сергей, я говорю от имени всех нас. Тебе немедленно надо покинуть рубку. Даже если ты сейчас здоров, заболеть можешь в любой момент. Не упрямься.

― Нет. Открыть двери ― значит заразить весь корабль.

― Не страшно. Мы наденем скафандры. В каюте Наташи устроим изолятор, а на корабле проведем полную дезинфекцию.

― Мы не можем знать, какое средство их убивает.

― В конце концов скафандры можно не снимать до самой Земли…

― Послушайте меня, друзья. Видите ли, это очень непростые микробы. Им почему-то особенно пришелся по вкусу наш форолит. От него останется одна пыль. И фторопласт они разрушают. И полиамид. и полиэтилен. Вот и делайте теперь выводы.

Кларк протяжно свистнул.

― Сережа, ― тихо сказал Чумак. ― Только честно: они и для человека опасны?

Динамик молчал. Наташа уронила голову в ладони, всхлипнула. Панин хотел положить ей на плечо руку, но остановился на полдороге, застыл в нелепой позе. На лице Чумака четко обозначились скулы.