Корабль мечты - [28]

«Я больше никогда не увижу свое отражение в зеркале», – решил Барух.

Взяв с кровати простыню, на которой он спал, мужчина зажал рану на лбу. Вскоре кровотечение прекратилось, значит, порез был неглубоким, всего лишь царапина. Ничего такого, что могло бы испугать человека, способного засунуть палец в дырку у себя в шее. Человека, который слышит, как со свистом в эту дырку входит воздух при вдохе.

«Я больше никогда не услышу собственный страх», – поклялся Шимон.

Одевшись, он открыл дверь и жестом приказал жене подать завтрак. Бульон был вкусным. Барух наслаждался минутой покоя.

«СКАЖИ СТРАЖНИКАМ, ЧТО Я ПОШЕЛ НА РЕКУ ТОПИТЬСЯ», – написал он.

– Нет! Возлюбленный мой, не делай этого! – вновь разрыдалась жена.

Шимон замахнулся, словно собираясь влепить ей пощечину. Женщина отпрянула. Он еще никогда не бил ее. «Но мне ничего не стоит поступить так, – пронеслось у него в голове. – И в то же время удовольствия мне это не доставит».

Опустив руку, он вновь макнул перо в чернильницу. И тут Шимон понял, что ему нечего сказать жене. Она больше ничего для него не значила.

Бросив перо на стол, он направился к двери дома. Желтую еврейскую шапку он оставил, зато забрал все деньги.

Шимон пошел к Сан-Серапионе-Анакорета, маленькой церквушке на окраине города. Сюда ходили только бедняки, и приход у церкви был довольно большой – нищие плодились, как кролики.

Барух надеялся, что в этот час церковь будет пуста. Он вошел в ризницу. Тут было холодно, хотя в камине горел огонь. Священник, толстый старик с грязными ногтями, опирался локтями на источенную червями столешницу и попивал вино. Рядом, составляя ему компанию, сидела его служанка. Вначале священник был весьма недоволен появлением гостя, но когда Шимон сунул ему в руку серебряную монету, церковник тут же подхватился на ноги и принялся увиваться вокруг столь щедрого посетителя.

Шимон написал на пергаменте, мол, он онемел во время несчастного случая и при этом же потерял память. Но он знает, что родился в этом приходе, и теперь пытается выяснить, кто же он такой.

– Ты крещен, сын мой? – спросил священник.

Шимон кивнул.

– Помнишь ли ты, в каком году состоялось твое крещение?

«1474», – написал Барух.

– Значит, тебе сорок один год, – кивнул толстяк.

– Но он выглядит старше! – заметила служанка.

– Молчи, глупая, – осадил ее церковник.

– Но вы ведь сами об этом подумали!

– Простите ее, она плохо переносит вино. – С этими словами толстяк пошел в соседнюю комнату и снял с прогнувшейся под тяжестью бумаг полки запыленный том, на котором было написано «1470–1475».

Вернувшись, он положил книгу на стол и почесал затылок.

– Но как же нам найти тебя, если ты даже имени своего не помнишь?

Шимон постучал себя по груди, точно пытаясь сказать, что об этом он сам позаботится. Открыв книгу, он принялся просматривать десятки имен. Временами ему попадались пожелтевшие от времени документы, вложенные в книгу между страниц. Жестом Шимон поинтересовался у священника, что это значит.

– Это бумаги о крещении, которые так и не забрали, – вздохнул церковник. – Темен простой народ. Знаешь, как это бывает. Они не понимают, что свидетельство о крещении важнее любого другого документа.

Шимон кивнул. Уж он-то это знал.

Он принялся внимательно листать книгу и наконец обнаружил кое-что подходящее.

Взяв метрику, он указал на себя, а потом на документ.

– Это ты, сын мой? – Взяв свидетельство, священник пробежал его глазами. – Так тебя зовут Алессандро Рубироза? Но тут написано, что ты родился в 1471-м году, а не в 1474-м.

Шимон пожал плечами. Он вновь указал на себя, а затем на документ.

– Мне это кажется немного странным, сын мой, – проворчал священник. – Кроме того, почему ты так и не забрал сво…

– Алессандро Рубироза? – вмешалась служанка. – Это невозможно. Я знаю, кто это.

Шимон оцепенел.

– Я его помню, потому что он недавно погиб. Когда ж это случилось? Чай, пару месяцев уж прошло, – продолжила служанка, хлопнув священника по плечу. – Ну же, вы его наверняка помните. Ну, мужик, которого убили в драке в той таверне, как ее… «Морской конек».

– А, тот самый? – Толстяк прищурился, с трудом припоминая случившееся. – Ты уверена, что его звали Алессандро Рубироза?

– Так же уверена, как и в том, что у меня геморрой в заднице. – Служанка с вызовом скрестила руки на груди.

Священник покачал головой. Похоже, его нисколько не смущали манеры его подопечной. Повернувшись к Шимону, он махнул метрикой.

– Это не твое имя, сын мой. Ты же слышал, тот несчастный мертв. – Церковник подошел к камину. – Уж он-то точно больше не придет для того, чтобы забрать свое свидетельство. Ну и ладно, одной бумажкой меньше.

Он уже хотел бросить метрику в огонь, когда Шимон подскочил к нему и вырвал бумагу у него из рук.

– Это не ты, – повторил священник. – Мне очень жаль, сын мой, но это не ты…

Шимон тщательно сложил документ и спрятал его под одежду.

– Что ты делаешь, сын мой? Смирись с тем, что это не ты!

Взяв перо, Барух написал на странице книги: «ВЕРНО. ЭТО НЕ Я».

– Да, но… – опешил толстяк.

Шимон вырвал страницу, на которой только что нацарапал эти слова, и бросил ее в камин.

– Нет, сын мой. Так нельзя…