Остальные постояльцы, наполнявшие таверну и гостиницу, были такими же задержанными штормом моряками, сухощавыми, смуглыми маленькими жителями земель Му, которые искали теперь развлечений в игре в кости, и зрелищем гибких танцовщиц, изгибающихся под звуки лютней и свирелей.
Однако, двое мужчин за столом в дальнем углу не походили на изнывающих от скуки моряков. Один из них, сгорбленный, с пергаментной кожей, завернувшийся в черный плащ, казался жрецом или мистиком. Другой, чернобородый и смуглый, был, судя по инкрустированным нефритом доспехам и прочному шлему, дворянином. Склонившись над столом, они о чем-то перешептывались, время от времени поглядывая на Кирка, словно поражаясь светлой коже американца, его голубым глазам, желтым волосам и шестифутовой, мускулистой фигуре. Потом, кивнув, они встали и подошли к его столу.
— Приветствую тебя, чужеземец! — сказал чернобородый дворянин, усмехнулся и сел на скамью. — В какой же земле растут такие могучие воины, как ты?
— Меня называют Странник Кирк, — ответил Кирк и повесил бронзовый щит на привычное место за спиной, а двуглавый топор пристегнул к поясу. — Я из Америки, это очень далеко отсюда. А вы?
— Мы местные, из Тантиса. Я Герно, капитан королевской стражи. А это, — он кивнул на своего похожего на труп компаньона, — Сабан, верховный жрец нашего милостивого правителя Вэнила, короля всего Кифа.
Жрец Сабан кивнул, и вялая улыбка чуть появилась на его бледных губах.
— Ты приехал издалека, чужеземец, — пробормотал он. — Как ты считаешь, вино и женщины Тантиса столь же приятны, как в твоей стране?
— Они почти одинаковы во всех краях, — проворчал Кирк. — Все это мне уже знакомо. Но горизонт манит меня, и я хочу поскорее вырваться из этих вонючих городских улиц.
— Возможно, — глаза Сабана превратились в осколки черного обсидиана, — ты не вкушал правильного вина… или настоящей женщины. — Знаком он подозвал тучного хозяина. — Мошенник, подай нам бутылку твоего лучшего цирианского!
Кланяясь, кабатчик пошел и тут же вернулся с кувшином и кубками. Сабан сноровисто наполнил кубки, но когда Кирк взял один, схватил его за руку.
— Вино и женщины — одинаковое зло, — прошептал он. — Посмотри в свой кубок!
Кирк уставился на искрящееся фиолетовое вино, но сначала ничего не увидел. Затем, словно шелест шелков, зазвучал голос старого жреца:
— Она прекрасна, поскольку волосы ее — сама тьма, а глаза точно звезды летней ночью. Кожа ее гладкая, словно отполированная слоновая кость, а губы красны, как гранат. Посмотри, как они шевелятся! Любимцами богов становятся те, кому она улыбнется!
Кирк резко втянул в себя воздух. Из фиолетовой глубины вина на поверхность медленно выплыло лицо девушки, наипрекраснейшей на свете. Она была молодая, как нарождающийся месяц, и чистая, точно утренняя роса. Несколько долгих секунд Кирк глядел, как видение растет, сбрасывает мутный туман, скрывающий ее, становится четким и ясным.
Внезапно, словно предупрежденный каким-то инстинктом, американец хотел отвернуться, но голова его была словно в тисках. Голос Сабана гудел, настойчивый, неторопливый, не меняющийся. Звуки таверны уплывали куда-то вдаль, и Кирк почувствовал, что покидает мир людей и входит в иной, таинственный фиолетовый мир, где стояла, улыбаясь, темноволосая девушка.
Таверна была уже каким-то неясным, далеким воспоминанием, а Кирк был в туманной фиолетовой пустоте, наедине с девушкой с кожей слоновой кости. Голос Сабана превратился в примитивную, монотонную музыку, туманящую мозг и опускал его все глубже в непрозрачное сиреневое облако. Девушка стояла почти вплотную, улыбаясь сквозь фиолетовые волны тумана. Вид ее стройного тела, алых губ и опаловых глаз жег сознание Кирка.
Он жадно потянулся к ней… и тут же музыка сменила ритм. Она стала мягкой, сонной, успокаивающей, и Кирк стал проваливаться во тьму, такую же непроницаемо-черную, как ароматные волосы девушки. Сон… музыка велит ему спать… Девушка и фиолетовый мир все еще были рядом, и музыка обещала, что он снова увидит их, когда проснется. И Кирк поддался облачной вуали забвения, окутывающей его. Еще секунду он видел темноволосую леди. Но она тускнела, расплывалась, исчезала — и вскоре уже не осталось ничего…
ЗАПАХ ДУХОВ, тяжелый аромат лотоса проник в сознание Кирка и пробудил его. Изумленный, он вскочил на ноги и огляделся. Он находился в маленькой комнатке, не освещенной ничем, кроме бледных лучей луны, струящихся сквозь зарешеченное окно. Кушетка, с которой он соскочил, была мягкой, застеленной шелком и кружевами. А в дальнем конце комнатки Кирк увидел занавешенный дверной проем.
Он покачал головой, думая о том, куда попал. Лунный свет. Но очень давно, целую эпоху назад в таверне был серый, дождливый день. Что это за место? И что находится за бархатными занавесями? Внезапно Кирк понял, что в длинных желтых его волосах воткнут цветок лотоса, а на шее висит гирлянда гибискуса. Гирлянда влюбленного…
Воспоминание о темноволосой девушке заставили пульсирующую кровь прилить к лицу. Был ли он в туманном, фиолетовом мире фантазий или в чьем-то доме в сером, прозаическом городе Тантис? И была ли настоящей темноволосая девушка, или же просто иллюзией?