Корабль и другие истории - [119]

Чему способствовало, конечно, его трехчастное устройство: обращенный на восток узкий аппендикс — переулок с висячими мостиками от дома к дому, балконами, открытыми лестницами, с трепещущими на веревках, протянутых над головами от флигеля к флигелю, флагами белья — распахнувшееся в необычайную ширь срединное пространство с сараями, уборными, купами дерев, навесами и, наконец, западный закуток остекленных стен с наружными галереями, воздушными переходами, аркадами лестниц, стоящими под навесами столами с цветами и разнообразным скарбом, столами для игры в нарды, где, защищенные от дождя козырьками галерей, дремали доски, запасные двери, рамы, сушились пучки благоухающих трав.

Разные деревья произрастали во вселенской середке двора: тут, шелковица, огромные акации, апельсины, гранаты; в дни неподвластной пониманию грусти можно было надолго спрятаться в густых кронах. Или лечь на спину между зарослями полыни и крапивы, где никто не найдет, и смотреть в небо, наблюдая полеты больших шмелей. В люке колодца жили белые инопланетные пауки. Дети ловили стрекоз, разглядывали богомолов, сажали на ладони лягушат, трогали большие, собирали и разбрасывали маленькие камни.

В соответствии с негласной, таящейся в коллективном бессознательном традицией двухсотлетней (или трехсотлетней — кто считал?) давности у всех детей, кроме имен, были прозвища: Бульда, Брови, Фашист, Лопоухий, Полено, Анаша, Танкер, Пончик, Негус, Пердун, Шкода, Козел, Зубы.

Здесь жили и играли в жизнь: в войну, торговлю. Играя в войну, рыли подкопы, ночами выкапывали ямы, затевали немыслимые драки, кидались песком, иногда дрались палками. Из мирных игр предпочитали пристенок и лапту. Иногда всех захлестывала волна страшных историй, их рассказывали по очереди к ночи, под звездами. Иногда охватывала мания фантазийного мелкого вранья: «У мамы геморрой, она в больнице».

У одного из самых низкорослых, из самых младших, Омара Гаджи-оглы Ибрагимова, было прозвище Торговец Луной.

Потому что он и вправду торговал Луной. Он продавал ее по частям, чаще за деньги, хотя некоторым доставались их порции Луны за мороженое, за позеленевшую монетку с двуглавым орлом, за большую гильзу.

Мысль торговать спутником Земли пришла ему в тот день, когда Бульда, стащив несколько папиросок и спрятав их под потолком дощатой уличной уборной, пробралась туда со спичками, чтобы попробовать, что такое курево; а проследившие за ней ранее мальчишки успели ей в припрятанные папиросы напихать анаши.

Когда Бульда была маленькая, мать, уходя на работу, заматывала ей платком рот, потому что у нее была плохая привычка кусаться, как у бульдога из соседнего квартала; платок завязывался узлом на затылке. С завязанным ртом девочка походила на аборигенку неведомой религии незнамо каких островов.

Бульду все любили, никто не желал ей вреда, к тому же мальчишкам не хотелось, чтобы она пристрастилась к курению, то была шутка с моралистической подкладкой. Все ждали от охмуренной анашой девчонки нелепого поведения, ужимок, галлюцинаций, чтобы, обсмеяв курильщицу, раз и навсегда закрыть сюжет, — однако результат был неожиданный. С четверть часа Бульду в деревянной уборной рвало, выворачивало наизнанку, потом она вышла бледная, зеленая дурная бледность, ее качало, она шла по стенке, за сараем легла в траву, закрыв глаза, точно умирающая. Ей брызгали в лицо водою, отпаивали, обмахивали стащенным у кого-то из старших сестер веером. Мальчишки извинились перед ней, она их простила.

В напряжении чувств после этой дворовой драмы Омар Ибрагимов стал, чтобы успокоиться, перебирать бумаги маленькой домашней библиотеки и нашел большую страницу с изображением Луны, вырванную то ли из «Нивы», то ли из «Огонька», то ли из канувшего в Лету астрономического атласа.

Он вглядывался в лицо Луны, круглое, как лицо Бульды, некий мозговой штурм произошел в его головушке: Луна показалась ему заповедным наделом, открытым им лично, он застолбил ее, точно собственность, потом решил продать ее по частям. Для этой цели стащил он из тумбочки матери ножницы, а с антресолей — старый детский портфель сестры, вышел в вечереющий двор — и торговля началась.

В отличие от взрослого человека по имени Деннис Хоуп, приступившего к торговле Луной в 1980 году, открывшего лунные посольства и консульства распродаж по всему миру и продававшего знаменитым, известным, состоятельным и гламурным по одному акру лунной поверхности, Омар отрезал разные кусочки Луны немереного размера (а потом отрывал, когда мать ножницы отобрала). Участки были велики и анонимны. Ни один владелец не знал, принадлежит ли ему море Дождей, озеро Сновидений, океан Бурь или залив Радуги, есть ли на его лунных угодьях болото Эпидемий, Рифейские горы, горы Небесного Кавказа, кратеры Тарунций, Ахиллес, Билли или Гримальди.

— Ты как клочок Луны, — сказал потом Мамед возлюбленной, чем привел ее в восторг.

С течением лет все растеряли лунные векселя, заповедные клочки бумаги, утеряв с ними пропуск в бакинский двор своей памяти, куда стремились из комнат вечерами, лунной пемзой стирая фиолетовые чернила со школьных пальцев.