Копья летящего тень - [192]

Совершив первый в своей жизни хулиганский поступок, я ничуть не жалела об этом. Весело посмеиваясь и уже больше не дрожа от холода, я быстро пошла к вокзалу.

* * *

На выходные меня отпускают домой. Иногда среди недели я тоже ухожу, чтобы к вечеру вернуться в палату. Так приятно осознавать, что в этом бесприютном городе у тебя есть убежище, где никто о тебе ничего не знает, где история твоей жизни сводится к лаконичной истории болезни. И то немногое, что гарантировано каждому в этой больнице — еда, постель, телевизор — вызывает у меня удивительное ощущение уверенности в завтрашнем дне: завтра будет то же самое, и послезавтра… Я знаю, что это психология бедняков и малоимущих, но меня это не смущает. Пребывание в больнице дает определенную защищенность от общества — и это самое главное. И когда я тихим апрельским вечером возвращаюсь в свое убежище, мне кажется, что я еду в полусонном трамвае по совершенно незнакомому мне городу, и темные улицы, маленькие домишки, заборы и фонари — все несет в себе какую-то тайну, созвучную моей собственной тайне.

Сегодня я опять видела Женю Южанина. Иногда мне кажется, что я просто выслеживаю его, подстерегаю его в хорошо известных мне местах, шпионю за ним. И это действительно так.

Мы вышли из университета вместе. Впрочем, слово «вместе» здесь вряд ли подходит: мы вышли с толпой студентов, и я ни на шаг не отставала от него. Если говорить честно, то я просто волочусь, просто бегаю за Женей.

Он едва обращал на меня внимание, я ему явно мешала, у него были какие-то свои планы. Но я не отставала от него! И я сама не знала, почему я это делаю. Я давно не видела его, и он казался мне теперь гораздо красивее, чем обычно.

Возможно, с моей стороны было грубейшей ошибкой полагать, что я ему пара. Возможно, эта ошибка проистекала из того, что я не видела в Жене Южанине мужа (меня передергивало при одной мысли о том, что у меня может быть муж!) или отца своих детей (об этом я вообще не думала). Но меня влекла его красота.

Он обернулся, хмуро, скучающим взглядом посмотрел на меня. Разумеется, то, что было в автобусе, бесследно исчезло из его памяти, — за это я могла поручиться. Но Женя не имел обыкновения отталкивать от себя девушек, даже если они ему и не нравились. Поэтому он позволил мне некоторое время следовать за ним. Перейдя через дорогу, мы оказались на площади.

— Тебе куда? — непринужденно спросила я, будто ходить с Женей Южаниным по улицам было для меня самым обычным делом.

— В центр… — нехотя ответил он и решительно шагнул вперед, видимо, надеясь, что на этом наша прогулка закончится. Но я продолжала идти рядом с ним.

— Мне тоже в центр, — как ни в чем не бывало сказала я, подходя к нему почти вплотную.

Женя не стал со мной спорить. Он позволял мне идти с ним дальше!

Говорить нам, разумеется, было не о чем, но меня ужасно волновало его присутствие. Меня обдавало таким жаром и швыряло в такие ледяные бездны, что я шла, буквально не разбирая дороги. Его темные волосы были красиво подстрижены, мочки ушей порозовели от свежего апрельского ветра, его глаза казались в солнечном свете потемневшими от времени кусочками янтаря. И когда он смеялся — звучным, грудным смехом, останавливаясь и немного запрокидывая голову назад, в моих почти бесцветных глазах — я это точно знала! — вспыхивало холодное пламя, не предвещавшее ничего хорошего. Мне хотелось обладать этой красотой, овладеть ею, присвоить ее себе!

Внезапно Женя остановился и, не сказав мне ни слова, даже не взглянув на меня, свернул в сторону и быстро, не оглядываясь, пошел прочь. Ошеломленная, я некоторое время стояла посреди тротуара, глядя ему вслед, но не решаясь на этот раз следовать за ним. Я поняла, что он презирает меня — презирает всем своим мужским существом, презирает меня как долговязую дурнушку, бесстыдно волочащуюся за ним, презирает меня как человека, лишенного элементарной гордости. Он попросту отшвырнул меня как какую-то скомканную бумажку или валявшийся под ногами окурок!

Во мне стремительно нарастал гнев, и я хорошо знала, к чему это приводит. Продолжая стоять посреди тротуара, не обращая внимания на оглядывающихся на меня прохожих, я старалась взять себя в руки. И мне это удалось. Глубоко вздохнув, я посмотрела в ту сторону, куда ушел Женя, и увидела его высокую фигуру на другой стороне улицы, возле одной из пятиэтажных «хрущевок».

В этом доме жила Лена.

Немного помедлив, я перешла через дорогу и скрылась в арке ворот. Пройдя через двор, я метнулась к крайнему подъезду, куда только что вошел Женя, неслышно открыла и закрыла дверь, крадучись поднялась по ступеням. Лена жила на пятом этаже.

Я была с ней знакома и однажды даже приходила к ней домой, но дальше этого дело не пошло, мы были с ней совершенно разные.

В отличие от меня, Лена прочно стояла на земле и никогда не сомневалась в том, что ее жизнь должна быть счастливой и благополучной. На это были, разумеется, свои основания. Отец Лены был деканом самого престижного в университете, юридического, факультета, и сама Лена училась там же. У нее были еще более темные, чем у Жени, глаза, орлиной формы нос, маленький, яркий рот, коротко остриженные черные, слегка вьющиеся волосы, развитая грудь, женственные бедра. Лена была создана для дома, кухни, выращивания детей, уюта и всевозможных благ. Ее отношения с Женей Южаниным обещали быть серьезными.