Копия - [21]

В статье было много вопросов, которые заставляли читателя задуматься. Питер Стоун умело сделал из Джессики Олсон человека, не только вызывающего жалость, но ставшим объектом гордости и симпатии для своих земляков за её начавшуюся борьбу. В постскриптум он коротко написал:

“Я думаю, это не конец. А вы?”

Джесс ещё раз перечитала очерк от первого до последнего слова. Ей действительно всё понравилось. Ни у кого бы, ни родилось и мысли, что это всё делается просто из-за денег. Но не для себя, а ради Линды. Только ради неё.

Тихо заурчал двигатель её Фиесты и одновременно с ним загорелся экран мобильного телефона. Звонил адвокат Родман.

– Джессика, здравствуй. Ты прочитала статью? – спросил он ради приличия, хотя уверенно мог заключить пари, что “да” и несколько раз.

– Да, Джеффри. Честно, я не ожидала такого. Мне очень понравилось. Как будто это не про меня. Большое спасибо за всё, что ты для меня делаешь, – Джессика заметила, что называя адвоката Родмана на “ты”, она уже не чувствовала себя неуютно. Он просто стал для неё старшим братом.

– Подождём несколько дней, чтобы статья подняла общественный резонанс, а затем готовься к прямому эфиру на радио “Голоса”.

– Джеффри, можно тебя попросить. Побудь, пожалуйста, со мной на эфире. Я тогда буду чувствовать себя уверенней. Иногда мне кажется, что не хватит сил, и я могу сорваться.

– Обязательно. А завтра, Джессика, в двенадцать часов, я жду тебя у себя в офисе. Посмотрим вопросы и ответы. Лучший экспромт – подготовленный экспромт. Надо будет прорепетировать.

Они ещё немного поговорили о статье и адвокат Родман, попрощавшись, отключился. В этот момент Джессика в зеркале заднего вида увидела полицейского, который подходил к машине.

– Мисс, у вас всё в порядке? Нужна помощь? У вас уже как пять минут работает двигатель, а вы стоите на месте.

– Извините, шериф, задумалась, – она плавно включила заднюю передачу.

– Бывает, удачного дня, – он развернулся и гордой походкой человека, довольного выполненной заботой, направился к своей машине.

Джессика взглянула на часы, которые показывали, что Линда должна быть ещё в школе. Вернувшись домой, она застала дочь за столом, которая сидела, положив руки на уже так знакомый ей свежий номер газеты.

– Мамочка! Это ведь не правда! – Линда со слезами бросилась и обняла ту единственную и родную. Джессика не знала, что ответить, поэтому с намёком на строгость, спросила:

– Доченька, ты почему не в школе?

– Я ушла, когда прочитала. Мне очень хотелось увидеть тебя. Очень, очень… Мамочка, ты не ответила. Ты же говорила, что всё будет хорошо. Доктор же сказал…

Джессика крепко прижала дочь к себе и глаза уже не в силах были сдержать скопившуюся влагу, покрыв волосы Линды каплями, словно утренняя роса стебельки травы. Она тихо прошептала:

– Доченька, солнышко моё, я тебя обманула. Это первый и последний раз. Больше никогда. Слышишь, никогда.

Они ещё долго стояли, прижавшись друг к другу в полной тишине, и в этот момент никакая сила во всём мире не смогла бы разлучить их.

Линда весь вечер не отходила от матери и при любой возможности старалась обнять её или взять руку в свою маленькую ладошку, преданно заглядывая в глаза. Она будет рядом. Теперь всегда будет рядом. Днём и ночью, и даже больше.

Джеффри Родман, как всегда, выглядел сошедшим со старого полотна лордом, нарисованного кистью одного из фламандских портретистов семнадцатого века. Джессика уже привыкла к этой его манере преподношения себя. Надо признать, дело было не только в одежде. Спокойствие, рассудительность, уверенность в правильности каждого своего действия, тонкое чувство юмора и безобидная для окружающих ненавязчивая надменность говорили о полном балансе его внутреннего и внешнего мира.

– Джессика, здравствуй. Очень рад видеть. Присаживайся, – Джеффри встал из-за стола и провел её к креслу. Он был сама галантность. Затем достал несколько листов и протянул ей.

– Прочитай внимательно. Если какие-то вопросы и ответы тебе не нравятся, скажи мне и мы сейчас, на месте, всё подрегулируем. Пойми, это будет постановочное интервью, поэтому придется доставать свои актерские способности. Как у тебя с этим?

– Даже не знаю, – с сомнением ответила Джессика.

– Главное, не переживай. В конце концов, они есть у всех. Просто у кого-то получается не очень хорошо, а кому-то дают “Оскара”.

– У меня нет “Оскара”, – улыбнулась Джесс, поймав себя на мысли, как давно она этого не делала.

– Открою тебе тайну. У меня его тоже нет, но я не считаю себя ущемленным в актерском таланте. Неужели я хуже Роберта Де Ниро? – Джеффри рассмеялся и с наигранной грустью сказал. – Ну, может только совсем на чуть-чуть.

Он взял в руки второй экземпляр интервью, посмотрел на Джессику как строгий учитель принимающий экзамен и командным голосом произнес:

– Начнём. Я задаю вопросы – ты отвечаешь.

Он умело превратил эту репетицию в неизвестную никому игру, в которой правильным ответом на вопросы были не слова, а интонация. Джеффри Родман развернулся спиной к Джессике и объяснил, что в эфире будут слышать только её голос, поэтому он ставит себя на место радиослушателя, который не будет видеть её мимику, а может представлять только по фотографии из газеты. Он подсказывал, где сделать паузу, где говорить почти шепотом, где наоборот слегка повысить голос, придав ему решительности, какие слова незаметно акцентировать и как это сделать. Она оказалась способным учеником, что не могло не радовать Джеффри. Не всё в этом деле зависело только от него одного.