Копия Дюрера - [4]

— Марта уже немного успокоилась, — сказал он, — и я поторопился помочь вам.

Дверь в комнату Витлинга оказалась также запертой изнутри. В замочную скважину был виден вставленный в нее ключ. Однако открыть дверь не представляло особого труда. Мы навалились на нее втроем, створки ее выгнулись, и замок со звоном отскочил.

Наши разгоряченные лица обдал свежий ветерок. Рама окна была распахнута настежь, сквозь фигурные решетки виднелась зелень аккуратно подстриженных бордюров парка.

На широкой кровати, стоявшей в левом углу комнаты, без движения лежал человек. На тумбочке у самой его головы сидела, нахохлившись, мраморная сова. Рубиновые ее глаза, горевшие изнутри от невыключенной лампочки, смотрели на нас настороженно и зло.

Майор подошел к ней и выдернул из розетки штепсель. По дороге он поднял пистолет, лежавший на полу у самой кровати.

Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что ни наша помощь, ни помощь врача, который должен был прибыть с минуты на минуту, уже ничего не может изменить. Управляющий был мертв. Пуля вошла в голову как раз около виска.

Со двора, усиленный гулкой пустотой вестибюля, послышался шум мотора. Это на санитарной машине приехал врач нашего санбата капитан Бушуев.

УБИЙСТВО ИЛИ САМОУБИЙСТВО?

Спустя полчаса мы втроем — майор, Гофман и я — сидели наверху в кабинете — просторной комнате, освещенной узкими высокими окнами, и ждали возвращения машины, которая должна была привезти результаты вскрытия.

За это время мы уже осмотрели дом и парк. Дом, сразу поразивший меня нелепостью архитектуры, был точно таким же и внутри. Казалось, он возводился по частям, и каждая эпоха оставила на нем свои отчетливые следы.

Первый этаж — массивный и тяжелый — был построен в романском стиле, на втором явно господствовала готика. В украшениях же карнизов и в отделке комнат можно было найти элементы различных стилей.

Внешне в доме царил полный порядок. Мебель и книги находились на своих местах. Только в большом зале на втором этаже не хватало нескольких картин, следы которых ясно сохранились на оклеенных обоями стенах. Не обнаружили мы их ни в доме, ни на чердаке. Вероятно, хозяин дома, бежав, захватил их с собой. Увез ли он еще что-либо, этого не знал ни Шмидт, ни его жена. В доме они бывали редко, да и то только на первом этаже. Хозяин имения фон Ранк уехал ночью за несколько дней до прихода советских войск, и что он увез с собой, они не видели. Мы осмотрели его комнату. Вещи были на месте. Все говорило о том, что хозяин их рассчитывал пробыть в отсутствии недолго.

Как вел себя Витлинг в последние дни, с кем он встречался, по каким делам он вчера приезжал в магистрат, что его могло заставить покончить с собой? На все эти вопросы Шмидт не мог дать вразумительного ответа. Садовник или от природы был не особенно сообразителен и наблюдателен, или случившееся в доме настолько потрясло его, что он все еще никак не мог прийти в себя.

Не много нам удалось узнать и от его жены, невысокой худенькой женщины, отдавшей всю жизнь, вероятно, домашним заботам. Смерть управляющего потрясла ее еще больше, чем мужа. Беседуя с нами, она все время подносила платок к глазам и всхлипывала. Мы успокоили ее как могли и не стали больше тревожить.

Вся надежда была теперь на Герхардта. Он жил под одной крышей с Витлингом и наверняка мог сообщить о нем больше, чем кто другой.

Из нас троих с Витлингом до его смерти встречались только я и Гофман, причем Гофман видел его несколько лет назад. Что мы знали об управляющем? Ничего, кроме того, что это был, как говорили все, очень честный человек.

Осматривая дом, мы, естественно, уделили особое внимание комнате управляющего, но ни письма, ни записки, содержание которых могло хотя бы в какой-то мере объяснить его поступок, не обнаружили. В комнате вообще не отыскалось ни одной целой бумажки, кроме его личных документов, хранившихся в тумбочке у кровати. Я говорю целой потому, что маленький кусочек мы все-таки обнаружили в одном из ящиков стола. Это был обрывок либо письма, либо каких-то записей. Он вмещал в себе только слово «Abend», что по-немецки означает — вечер; о чем оно могло говорить, догадаться, конечно, было невозможно. Я на всякий случай спрятал обрывок в блокнот.

Оставалось только предположить, что самоубийство Витлинг совершил под влиянием какого-то внезапно охватившего его чувства.

Обо всем этом и думал сейчас каждый из нас.

— Чем все-таки занимался здесь Герхардт? — нарушил молчание майор. — Ведь судя по рассказам, фон Ранк благотворительностью не отличался. Держать бесполезного человека, да еще старика… Это, кажется, не в его характере.

— Шмидт говорит, что на его обязанности лежало следить за чистотой двора. Но если он так же стар, как и Витлинг, пожалуй, это ему действительно было трудновато, — согласился Гофман.

— И вот еще вопрос, — майор сбил пепел с папиросы в стоявшую на столе пепельницу, — почему садовник живет в отдельной постройке, а человек, исполняющий обязанности дворника, в доме? Не кажется ли вам это немного странным?

— Я тоже подумал об этом, — ответил Гофман, поднимаясь из кресла и подходя к окну. — Боюсь только, что нам сегодня Герхардта не дождаться. Если он отправился к родственникам на воскресенье, они могут задержать его до завтрашнего утра. — Он повернулся к нам. — На дороге что-то мелькнуло, если не ошибаюсь, это возвращается из города машина.