Копи царя Соломона. Священный цветок. Дитя из слоновой кости - [229]

Регнолл вначале хотел отказаться дать такое обещание, но Ханс сказал:

— Лучше, баас, остаться на свободе без ружей и ножей, чем сделаться настоящими пленниками. Часто от тюрьмы бывает недалеко до могилы.

Мы признали силу этого аргумента и в конце концов дали требуемое обещание.

— Хорошо, — сказал Харут, — но знайте, что у нас, белых кенда, тот, кто нарушит клятву, без оружия остается по ту сторону реки Тавы, чтобы дать отчет в своему поступке Джане, отцу всех лжецов. Теперь прощайте. Если мы не встретимся на празднестве Первых Плодов, куда я вас еще раз приглашаю, мы поговорим здесь, после того как я выслушаю голос оракула.

Потом он сел на верблюда, ожидавшего его снаружи, и уехал в сопровождении эскорта из двадцати человек, тоже сидевших верхом на верблюдах.

— Существует другая дорога, ведущая на гору, Квотермейн, — сказал Регнолл, — верблюд скорей пройдет через ушко иголки, нежели через ту пещеру, даже если бы она была пуста.

— Это верно, — согласился я, — но мы не знаем, где она, и я думаю, что она проходит за много миль отсюда. Для нас существует только один путь через пещеру, что равносильно отсутствию всякого пути.

В этот вечер за ужином мы заметили исчезновение Ханса. Он похитил мои ключи и забрался в ящик, где хранились спиртные напитки.

— Он ушел, чтобы напиться, — сказал я Регноллу, — и неудивительно, потому что и я способен последовать его примеру.

Мы улеглись спать. На следующее утро, когда я уже собрался идти в хижину, где помещалась кухня, варить к завтраку яйца, к нашему удивлению, появился Ханс с котелком кофе.

— Ты вор, Ханс, — сказал я.

— Да, баас, — ответил Ханс.

— Ты забрался в ящик с джином и взял яд?

— Да, баас, я взял яд. Но теперь все обстоит хорошо. Баас не должен сердиться на меня за это, здесь так скучно без дела. Баасы будут есть похлебку?

Бранить Ханса было бесполезно. Кроме того, у меня явилось некоторое сомнение, так как он не было похож на пьяного человека.

Когда мы покончили с завтраком, Ханс уселся передо мной на корточки и, закурив свою трубку, вдруг спросил:

— Не хотят ли баасы сегодня вечером пройти через ту пещеру? Теперь это очень легко сделать.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросил я, думая, что Ханс пьян.

— Я хочу сказать, баас, что житель пещеры спит очень крепким сном и никогда уже не проснется. Не угодно ли баасам пройти через пещеру?

— Прежде всего я должен убедиться, трезв ли ты, — ответил я. — Если ты сейчас же не расскажешь нам всего, я поколочу тебя, Ханс!

— Тут не много рассказывать, баас, — ответил Ханс, посасывая трубку, — дело вышло очень легкое. Баас помнит, что говорил человек в ночной рубахе с бритой головой? Он говорил, что козы предназначены в пищу для кого-то, живущего на горе. Но кто другой живет на горе, кроме Отца Змей в пещере? Тот человек, если баас помнит, прибавил, что на горе едят только при новой луне, а сегодня как раз день новой луны. Следовательно, за день до новой луны, т.е. вчера, змея была голодна.

— Все это так, Ханс, но как ты мог убить змею, накормив ее?

— Ох, баас, люди иногда едят вещи, от которых им бывает худо; точно так же и змеи. В одном из ящиков бааса есть несколько фунтов чего-то, похожего на сахар, которое, смешав с водой, употребляют для сохранения кож и черепов.

— Ты говоришь о кристаллах мышьяка?

— Я не знаю, как это называется, баас. Я раньше думал, что это сахар и хотел положить его в кофе…

— Господи! — воскликнул я. — Почему же мы живы до сих пор?

— Потому что в последний момент, баас, у меня появилось сомнение. Я положил немного этого сахара в молоко и дал его собаке, укусившей меня за ногу. Это была очень жадная собака. Она сразу выпила молоко. Потом она завыла, повертелась с пеной у рта и издохла. После этого я решил лучше не класть в кофе этого сахара. Потом Бена сказал мне, что это смертельный яд. Тогда мне пришло в голову, что если заставить змею проглотить этого яда, она наверное издохнет. Я украл ключи, как делал это часто, потому что баас бросает их где попало, и нарочно оставил открытым ящик с виски, чтобы баас подумал, что я напился пьяным. Я взял полфунта ядовитого сахара, убившего собаку, распустил его в воде вместе с настоящим сахаром и вылил смесь в бутылку. Остальные полтора фунта я разложил в двенадцать маленьких бумажных мешочков и спрятал все это в карман. Потом я пошел на гору в то место, где паслись козы. Их никто не стерег. Я вошел в крааль, выбрал молодого козленка, связал ему ноги и облил его смесью из бутылки. Потом привязал в разных местах его тела все двенадцать мешочков с ядовитым сахаром. После этого я развязал козленка и подвел его ко входу в пещеру. Я не знал, как заставить его войти в нее, а идти вместе с ним мне не хотелось. Но он сам побежал в пещеру, как будто его влекла туда какая-то сила. Перед тем как войти в нее, он обернулся и посмотрел на меня. При свете звезд я видел, что его глаза полны ужаса.

Скоро я услышал шипение, как будто кипели четыре больших котла за раз; козленок заблеял. Потом послышался шум возни с треском костей и сосущий звук, как от насоса, который не может поднять воду. После этого все затихло. Я отошел от входа в пещеру, сел в стороне и стал ждать, что будет дальше. Приблизительно через час из пещеры послышался шум, как будто по ее стенам били мешком, наполненным мякиной.