Копье и кость - [19]

– Спасибо, владычица.

Нелла улыбнулась, дожидаясь, когда девчонка уйдет. Она и впрямь по-своему любила Линетту – робкую, тихую, такую преданную и честную. Но все сущее должно быть обращено на пользу Праматери, его породившей, независимо от чувств. Только если принять это, только если признать, что в конечном счете существует лишь одна любовь – любовь к Всеединой, – только в этом случае и можно стать храмовницей.

Грей по-прежнему не скрывал презрения и недовольства, едва Шиада появлялась в его комнате. Сыпать оскорблениями перестал, но все так же возмущался и ворчал при каждом удобном случае. Ему не нравилось все: настои, мази, то, как невестка дышит, как сидит, ее молодое лицо. Однако стоило жрице пропасть на день-другой, Грей орал, что велит высечь девчонку, забывшую о своих обязанностях. Да орал так, что замок ходуном ходил. Такого не скажешь вслух, но Грей прекрасно чувствовал, как без лекарств жрицы боль его возрастала. И уж тем более никому бы Грей не сказал, как ненавидел себя и Шиаду за эту треклятую зависимость.

– Зачем ты ходишь за мной? Мужу слово дала? – спросил однажды свекор.

– Обучаюсь терпению.

– Или думаешь, что тебе после смерти зачтется за доброе дело? Надеешься, что это спасет твою душу от адского огня?!

– Я не верю в ад, старик. А богов никакой ложной добродетелью не обманешь – они от начала времен знают каждый наш поступок и кто чего заслуживает.

– И за какие, интересно, поступки я так мучаюсь?! – крикнул Грей и тут же отвернул от женщины искаженное злобой лицо.

– Долго умирают или в знак жертвы, или за грехи. Думаю, ты знаешь, что из этого относится к тебе.

Грей трижды переменился в лице, подбирая в голове ответ, но жрица перебила:

– Не ври хотя бы себе.

Уходя, Шиада плотно закрыла за собой дверь, задавшись вопросом: и впрямь, что за грех совершил Грей, если его искупление столь долго? Ответ не заставил себя ждать.

Спустя еще две луны Грей, недобро покосившись на невестку, наконец сказал:

– Шиада, твоя душа уже проклята и хуже тебе не будет, так будь добра, помоги мне умереть.

– Воздержусь, – вежливо отказала жрица.

– Сама же понимаешь, – рявкнул Грей, – тебе больше не придется ходить за стариком, которого ненавидишь так же сильно, как он тебя.

Жрица, безмятежно возясь со склянками и чашками, кивнула:

– Я понимаю – безусловно, мои умственные способности не столь ограниченны. Смею предположить, они даже превосходят твои. Но это не решает проблемы: если я выполню твою просьбу, Берад через четверть часа раскудахтается, как петух при виде соперника в курятнике. Или, того хуже, назначит мне стражу, заключение, учудит еще какую-нибудь дурь. Так что, дорогой свекор, – женщина заговорила недавними интонациями Грея, – будь добр, сойди в могилу сам.

– Чертова рыжая дрянь! Я ведь предлагаю облегчить себе жизнь!

– Ты предлагаешь мне в клочья разорвать перемирие, которого мы с Берадом достигли большими трудами.

– Дура! – с вызовом бросил старый герцог.

– Мешок с костями, – резюмировала женщина.

– Я приказываю тебе!

– Боюсь, приказывать здесь могу только я.

Грей завозмущался, как никогда за всю жизнь.

– Поговори с сыном. Если Берад одобрит эту затею, я принесу тебе зелье смерти.

Женщина вернулась в спальню и села у окна. Закуталась в шаль – из щелей в стенах тянет. Новая затея свекра – рожденное в муках решение – не шла у нее из головы. Жрица прекрасно знала, что ни о чем подобном Грей с сыном говорить не будет: он оставил роль вестника ей, невестке. Нравится или нет, лучше сказать мужу сейчас, пока конфликт не разросся. Но как о таком скажешь? За утренним чаем, между поглощением лепешки и творога, невзначай бросить: «Ты знаешь, Берад, твой отец попросил его отравить. Ты ведь не против?»

Шиада иронично хмыкнула и отмахнулась. Берад это даже за плохую шутку не примет.

Но в любом случае лучше сказать, нежели дождаться момента, когда она уступит напору старика, а Берад не сможет примириться с фактом. Дурные вести вообще всегда нужно доносить через слово – от слова можно отгородиться, насколько хочется, банально заявив: «Не верю!» – но от дела или вещи, доказывающей его совершенность, не отгородишься. Вот он – аргумент – перед глазами: меч, как символ погибшего воина, стяг в крови в знак разорванного союза, нож и красная лужа – в знак состоявшегося убийства…

А слово надо просто произнести – жрица прогнала непрошеные видения.

Когда Берад вошел в ее комнату, рассыпался в признательности и попытался подарить янтарное колье, Шиада отвела руку с подарком и рассказала о просьбе Грея. Берад заморгал, надеясь, что сейчас проснется и все сказанное женой окажется сном. Но пробуждение упорно не наступало.

– Это… это он сгоряча, – наконец выговорил мужчина.

– Ты сгоряча не просил отравить тебя, когда валялся без сил в лазарете Кольдерта.

– Ну я ведь моложе отца.

Шиада устало вздохнула и – Берад готов был поклясться, что луна сошла с небес! – приблизилась, положила руку ему на щеку и улыбнулась.

– Ты чище отца, Берад. – Шиада показалась герцогу на удивление мягкой и отзывчивой. Судя по всему, сей факт делал ее довольной.

– Не думаю, что Грей согласится поговорить с тобой о том, чего наворотил в прошлом, но все же попробуй. Если нет – приведи отцу священника и заставь исповедаться.