Координатор - [44]

Ингер принесла из ванной полотенце и обернула его вокруг талии.

— Ах, не напоминайте мне о моем собственном медовом месяце, — сказала она с горечью. — Тогда мой муж был еще нормальным человеком.

— Это ужасно, — сказала горничная. — Просто ужасно. У нас в гостинице все говорят — бедная миссис Морган-Браун, как ей, должно быть, трудно. И вас тоже все очень жалеют, сэр.

— Я совершенно счастлива, — мужественно ответила Ингер. — Я ухаживаю за своим бедным мужем, и больше мне ничего не нужно. Кофе не остыл?

— О нет, мадам. Настоящий кипяток.

— Спасибо.

Ингер проводила горничную в гостиную и закрыла за ней дверь. Она взяла со стола чашку и вернулась к кровати.

— Ты неисправим. — Она села рядом. — Выпей немного кофе.

Он попробовал повернуть голову, но почувствовал, что не может пошевелиться. Жар от чашки дышал ему в лицо. Ингер прижала раскаленный край к его нижней губе и наклонила чашку. Кипящая жидкость обожгла ему язык и потекла по подбородку. Ингер обтерла его уголком полотенца, пока кофе не успело попасть на свитер.

— Думаю, тебе было очень больно, — сказала она спокойно. — Но ты знаешь, что бывает с людьми, которые играют с огнем.

Глава 20

Она надела свое белое шерстяное платье, отороченные белом мехом туфли, белую норковую шубу и белый тюрбан. Единственным цветным пятном в ее костюме были синие очки; еще одну пару очков она приготовила для него.

— Кто-нибудь может вспомнить, что у Кристофера были зеленые глаза, — сказала она.

В гостиной уже ждали двое коридорных, которые подняли Уайлда с кровати и пересадили его в кресло-каталку. Ингер накинула ему на плечи пальто и укрыла ему ноги тремя одеялами и дорожным пледом.

— Я сама его повезу, — сказала она коридорным, с улыбкой обернувшись к ним через плечо. — Он не любит, когда его возит кто-нибудь другой. Но вы мне еще понадобитесь, когда мы будем садиться в такси.

Она покатила его вдоль по коридору. Горничная приступила к уборке номера. Менеджер гостиницы и портье ждали в нижнем холле.

— Мне ужасно жаль, миссис Морган-Браун, что это случилось в первую же ночь после вашего приезда, — сказал менеджер. — Мы поместили вас на самый спокойный этаж. Если мы можем еще что-нибудь сделать…

— К сожалению, есть вещи, которые невозможно предусмотреть, — холодно ответила Ингер. — Мы постараемся вернуться сюда летом и погостить подольше.

— Вы возвращаетесь домой, в Британию? Ближайший паром из Эсбьерга в Англию отправится не раньше вторника.

— Мы поедем поездом в Гамбург, а потом доберемся до Амстердама. Мне кажется, путешествия действуют на него благотворно. В конце концов, больше всего он страдает от своей нервозности. Видите, как он смотрит на вас? Его раздражает все на свете. — Она улыбнулась. — Разумеется, не считая меня.

— Может быть, я могу заказать места по телефону…

— В этом нет необходимости.

Она начала раздавать банкноты по десять крон всем, кто стоял поблизости.

— У нас билеты с открытой датой, и будет лучше, если я подберу места прямо на вокзале.

Она пошла впереди всех в заснеженный дворик. Коридорные толкали за ней кресло.

— Я сяду первой, а вы посадите мистера Моргана-Брауна рядом со мной. — Она улыбнулась Уайлду, когда он оказался в машине. — Ну вот, милый, все в порядке, теперь тебе не о чем беспокоиться.

Она сняла перчатки и провела пальцами по его ладони. Он не почувствовал прикосновения.

— Кресло можно сложить и убрать в багажник, — сказала она носильщикам.

Водитель завел мотор и выехал на улицу.

— Центральный вокзал?

— Сначала я хочу заехать на почту, — сказала она по—датски. — Мне надо отправить телеграмму.

Они остановились возле почты на Фаримагсгаде.

— Позовите меня, если мой муж начнет что-нибудь говорить, — сказала Ингер шоферу. — Он сейчас в очень возбужденном состоянии.

Взгляд Уайлда скользил по деревьям в саду Тиволи. В свой последний приезд в Копенгаген он провел там три безнадежных часа с девушкой по имени Лена и тремя неприятными молодыми людьми. Тогда он был уверен, что больше никогда не окажется в подобной ситуации — ни в Тиволи, ни где-нибудь еще. Но Лена не была гением.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы освещать улицу, и Копенгаген никогда не казался более прекрасным. В городе усердно работали снегоочистители, но мир вокруг по-прежнему выглядел как зимняя сказка; на каждой крыше лежали пухлые пласты снега, время от времени плавно соскальзывавшие вниз. Машины бесшумно мчались на своих противогололедных цепях; даже трамваи скользили, не издавая ни звука. Пешеходы шли, спрятав руки в карманы и опустив уши на теплых шапках. Они шагали с целеустремленным видом, следуя куда-то за клубами собственного дыхания и пылающими носами, не обращая внимания на стоявшие у обочины такси. Уайлд подумал, что слово «целеустремленный» очень точно характеризует любого среднего копенгагенца, не важно, работает ли он или только делает вид, что занят. Его окружал целый океан помощи, и, чтобы привести его в действие, требовалось только вытащить затычку. Водитель смотрел на него в заднее зеркальце, но даже если бы Уайлд смог проартикулировать слова движением губ, его познания в датском были слишком слабыми, чтобы сообщить о положении, в котором он оказался.