Контрольный выстрел - [34]

К России в этом смысле меньше претензий. Чуть ли не весь 20-й век она была отрезана от остального культурного мира и ее сегодняшние «творцы» — это беспомощные бедняги, которые просто не понимают современности. У нас даже читателей нормальных мало, откуда взяться современным писателям. Потому я не могу использовать вместо Жан-Эдерн Аллиера, Патрика Бессона, или Марка Эдуарда Наба — примеры русских писателей и русскими фамилиями. Но Франция! Но мои очень и очень талантливые, умные товарищи! Почему?

Полагаю проблема не только в них: нет некоей нужды, нет нужной напряженности в социальном климате Франции (по крайней мере в климате того социального слоя в котором живут авторы «L' Idiot»), чтобы дать моим товарищам по «L' Idiot» решимость на величие. (Чуть дальше я объясню эту несколько загадочную фразу). «Старик» Жан-Эдерн, тот хотя бы посягал на особую позицию. Дитя своего времени он бунтовал со студентами в 1968 и ездил к Пол Поту в только что занятый Красными Кхмерами Пном Пень. Старше всех нас, он основал «L' Idiot» в 1973 году вместе с Великим (ну возможно не столь Великим, как казалось, но культурным героем) Сартром и Симон де Бовуар. Жан-Эдерн конкретно знал, что Великие были, он их видел, общался, жил рядом. Жан-Эдерн написал два десятка демагогических, суетных, светских, модных книг в которых были претензии на величие. Страницы последних его книг очень хороши. Какие-то из них. Но полемицист, позер и бонвиван все же пересиливает в нем величие. Если представить труд каждого Властителя Дум как собрание сочинений, то вот первые и последние тома у Vieux есть, однако отсутствуют основные, серединные, зрелые.

Из коллектива L' Idiot ближе всех к особой позиции по отношению к обществу (в его случае презрения и высокомерия) стал Марк Эдуард Наб, в его «дневниках», шикарно изданных издательством Rosher. Но за декларируемым высокомерием не было права на высокомерие, не было культовых книг. Потому Наб был несколько смешон. Себялюбивый, начитанный модник.

Что такое «властитель дум», он же культовый герой, он же культовая фигура? Что общего между уже упомянутыми Селином, Мисимой, Жене, Пазолини, Берроузом? 1) Наличие культовых книг, в которых неистово и мощно выражено особое мировоззрение, яркий, самостоятельный и оригинальный взгляд на мир; 2) Конфликт между писателем (творцом) и обществом, выражающийся в столкновении особой социальной позиции автора (выраженной в текстах его книг, но зачастую также в журналистских статьях, а более всего в социальном поведении автора) с банальной социальной позицией общества. 3) Как следствие двух первых компонентов имеющихся в наличии, неизбежен и результат конфликта: трагическая судьба, трагический эпизод судьбы культурного героя. Селин в датской тюрьме, приговоренный к смерти и последующие года остракизма его во Франции; эпизод неудавшегося захвата Генерального штаба японской армии, приведший к в ноябре 1970 года к сепукку Мисимы; трагическая жизнь и смерть Жана Жене в последующее десятилетие его бойкотировало общество за поддержку «палестинцев», «черных пантер», «банды Баадера»; зверское убийство Пазолини одним из его героев; Берроуз вечно на обочине, в маргинальности в родных соединенных Штатах, более известный в Европе, чем на Родине в Америке; алкоголизм и затворничество Дебора. Такова плата за гениальность и за противостояние обществу.

Теперь попробую ответить на вопрос, почему не получилось ни единого matres a pensee из самой талантливой литературной группы, работавшей во Франции десять лет тому назад, из редакции L' Idiot?

Политическая новая позиция была в стадии формирования: в редакции терлись боками левые и крайне правые, уже одно это обстоятельство делало нас уникальными. У нас была конфликтная социальная позиция. Изначально.

Однако когда нас стали затаптывать летом 1993 года, когда возник у нас уже не просто интеллектуальный конфликт с французским обществом, а возникла проблема выживания, мои товарищи, те из них, кто проходил главными обвиняемыми вместе со мной: писатель Жан-Эдер Аллиер, журналисты Жан Поль Круз и Марк Коэн, философ Ален де Бенуа свои конфликты испуганно затушили, в то время как я свой раздул, усугубил, рецидивировал множество раз в Сербии и России. (И в конце концов очутился в тюрьме). Мой конфликт был не только интеллектуальным, это был и жизненный, физический конфликт. Ангажированный, я занял физически сторону последних политически корректных сил Европы: Сербии, крайне право/левых сил во Франции, националистов в России, и стал, в конце концов во главе идеологии национал-большевизма. Что разъярило западных и отечественных черносотенцев от политкорректности. В процессе конфликта я написал откровенно конфликтные, неполиткорректные книги: «Дисциплинарный Санаторий», «Убийство часового», «Анатомия героя». Две из них успели выйти во Франции по-французски: «Le Grand Hospice Occidental» и «Ya Sentinelle assassinee», и ухудшили мою и без того чудовищную, репутацию. «Анатомия героя» изданная по-русски в 1998 году оказала сильное влияние на офицеров ФСБ, которые меня арестовывали, и на тех кто впоследствии проводил следствие.