Контрольная диверсия - [24]

— Где развалины? — спросил капитан Игорь, вглядываясь в темнеющие купы деревьев.

— Там, — Цветаев уверенно показал в сторону трассы.

Собственно, трасса являлась продолжением эстакады, которая начиналась от крыши велотрека. Когда велотреком перестали пользоваться по назначению, на нём сделали вертолётную площадку, от которой до здания верховной рады было пять минут езды.

— Пошли! — скомандовал капитан Игорь.

Развалины были старым-старым туалетом с плоской крышей. Но как раз с этой крыши хорошо была видна трасса в том самом месте, где она делала крутой поворот и где машины обязательно притормаживали. Единственно, оборонять такую позицию было невозможно, но, похоже, капитана Игоря это мало заботило. Он деловито залез на крышу и даже попрыгал на ней, словно говоря, что после уничтожения ляха графа Сморчевского-Потоцкого можно будет устроить танцы с девочками и плевать на плохую в оборонительном смысле позицию. Тебе виднее, подумал Цветаев.

— Действуй по плану, — всё так же нервно благословил его капитан Игорь.

Цветаев был рад остаться в одиночестве, так он чувствовал себя увереннее. В банках оказалось, конечно же, не пиво, что само по себе было маловероятно, а самый настоящий пластид — самодельные бомбы.

— Вставишь взрыватель, — проконсультировал на ходу капитан Игорь, не вынимая спичку изо рта.

Цветаев в очередной раз начал злиться: на охоту идти — собак кормить. Идиот, подумал он. Спичка раздражала его больше всего.

Ещё капитан Игорь сказал:

— Выберешь ориентир напротив, например дерево, и когда машина пересечёт его, нажмёшь кнопку. Задержка до четверти секунды. Взрывай любую машину, первую или вторую, всего их будет три. Остальное я сделаю сам.

— Ладно, — кивнул Цветаев, не в силах глядеть на дёргающееся лицо капитана Игоря. Вот урод! — злился он ещё больше.

Перво-наперво он двинулся к «Охотничьему домику», в котором гремела музыка, только бы подальше от капитана Игоря с его нравоучениями, только бы снова ощутит себя одиночкой. Двинулся по всем правилам: ползком, с замиранием через каждые три метра, чтобы прислушаться, ну и чтобы, не дай бог, не наткнуться, на растяжку или сигнаналку, ибо нет ничего хуже минного поля, но ничего, кроме пивных бутылок, не обнаружил.

Старое, привычное, как кожа, чувство охотника наполнило его, он купался в нём, он был создан для него. Главное, понимать самого себя, думал он, свои инстинкты, свои истоки, а всё остальное приложится. Это капитан Игорь не удосуживается сообразить, что охотник должен ощущать своё естество, это он нагибает всех под себя, здесь так нельзя, здесь надо принимать людей такими, каким они есть, а не ломать через колено.

Он полз и думал о своей жене, что будет потом, когда он вернётся домой, и как она обрадуется, и что он скажет, и что скажет она, а самое главное — выражение её карих глаз, которые вдруг вспыхнут таинственным огнём, тем огнём, которым она одаривала его всю жизнь. А потом они лягут в постель, и им будет хорошо и уютно. Больше он ни о чём не мог думать, только о её глазах и постели. К его большему удивлении, он оказался однолюбом, не признающим компромиссов с совестью, но понял это только здесь, в Киеве, потому что никто из местных женщин не нравился ему.

Через пять минут он уже мог различить женские силуэты в окнах и подумал, что одной банки с пластидом и взрывателем от РГО вполне хватит, чтобы разнести богадельню к чёртовой матери. В помещениях такие самодельные гранаты наносили большой урон за счёт ударной волны, которая выбывает переборки. Соблазн был слишком велик, чтобы на него поддаться, однако же от Цветаева требовалось всего лишь установить поперёк дорожки, ведущей к трассе, оборонительную гранату РГО. Граната эта взрывалась без задержки и давала большое количество осколков на большом расстоянии. Расчёт был простой, когда львонацисты, услышав взрыв, бросятся к трассе, то кто-нибудь обязательно заденет за проволоку и вырвет чеку. После этого все, кто останется в живых, пребудут в замешательстве, а у них с капитаном Игорем появится время, чтобы незаметно улизнуть. Таков был план, и Цветаев в него свято верил, потому что, что ни говори, а находиться под началом капитана Игоря, его опыта и послужного списка, которого Цветаев никогда не видел, было весьма полезно. То, что послужной список состоял из одних победных реляций, можно было не сомневаться.

Он прикрепив мину к дереву и, соблюдая все правила маскировки, отступил к трассе. На другой её стороне чернел недостроенный дом. Солнце пало за горизонт, и на фоне ультрамаринового неба дом казался чёрнее тучи, сосны торчали, как колокольни, пахло хвоей и смолой. В носу у Цветаева так чесалось, что он прилагал огромные усилия, чтобы не чихнуть, к тому же тяжёлый ранец съезжал на бок, а во фляжке вовсю бултыхался чай.

Цветаев был уверен, что в доме никого нет, что он пуст и заброшен: какой дурак усидит, когда под боком пьянка и женщины, но на всякий случай пересёк трассу в метрах пятидесяти ближе к велотреку и подкрался с тыла. В двери не сунулся, боясь растяжки, а тихонько влез в окно и прислушался. Было тихо, пахло известкой, сыростью и, как всегда, кошками, дом же был явно пустым. Цветаев уже собрался было с лёгкой душой отправиться на трассу, чтобы заложить взрывчатку, а потом предаться чревоугодию, как услышал голоса. Кто-то забубнил: