Контрапункт - [56]

В этой бездонной лазури,

В сумраке близкой весны…

На Невском – типичный штрих знаменитого города – мимо нас проносится гигантская гусеница: глядя друг другу в затылок – так легче резать толпу – спешат туристы. Головной, зажав в руке путеводитель, тревожно листает его на ходу – уснеть обежать все достопримечательности! Они проносятся мимо нас, и Виталий Андреевич смеется: «Видеть лишь достопримечательности и не постичь облика, настроения города – это все равно что попытаться играть на трубе, не зная нот. Звуки сильные, а песни нет…».

Возвращаясь к тому, с чего началась эта глава, – к дебюту наших фехтовальщиков на олимпийских играх, я вспоминаю, как Виталий Андреевич часто, как какую-то притчу, рассказывал мне: «В Хельсинки мы смотрели на асов буквально разинув рты, но когда кто-то из иностранных фехтмейстеров сказал: Еще лет десять-пятнадцать поучитесь, и будет „гут“, такой срок показался мне слишком долгим. Я не был столь терпелив и рвался в новый бой немедленно. Хотя и понимал, что учиться, работать придется как никогда, забыв обо всем, что не касается фехтования. Сейчас мне кажется, что в то время я даже спал в нагруднике и с рапирой. А если не с рапирой, так, значит, с саблей…»

Прогноз иностранца в самом деле оказался неверным. Уже спустя три года после Хельсинки, на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Варшаве, победителями станут ученики Аркадьева: Шитикова и Мидлер. В том же году на первом в истории советского фехтования чемпионате мира руководимая Аркадьевым команда саблистов завоюет бронзовые медали. Через год советские рапиристки будут чемпионками мира. И, наконец, на Олимпиаде в Мельбурне наши саблисты станут первыми олимпийскими призерами (завоюют бронзу), тем положив начало длинной веренице советских призеров и победителей чемпионатов мира и олимпийских игр.

ГЛАВА 7

В Мельбурне до начала сабельных боев на счету наших фехтовальщиков не было ни одного олимпийского очка. Казалось уже, что Мельбурн станет повторением Хельсинки.

И тут, да простят мне броское слово, засвистела наша сабля. В командном турнире советские саблисты, сенсационно победив итальянцев, вышли в финал. Героем этой сенсации стал ученик Аркадьева Давид Тышлер, выигравший три боя из четырех.

…На этого долговязого юнца Аркадьев обратил внимание на первом же занятии с первокурсниками института физкультуры (год 1947-й). Когда в конце своей вступительной беседы он предложил студентам задавать вопросы, рука Тышлера немедленно взвилась вверх. Виталий Андреевич дал ему слово, и он встал – высокий, широкоплечий, статный и нескладный одновременно. Он заговорил, и учителю сразу многое стало ясно: отличник, думающий, «всезнайка». А именно таких Аркадьев и любит. Короче, он сразу взял его в ученики, и с этого момента Тышлер с головой нырнул в фехтование.

Впоследствии Аркадьев с удовольствием обнаружил, что в новичке счастливо сочетаются неистовая любознательность и самостоятельность мышления. Тренировка была для него священнодействием. Он довольно быстро сумел оснаститься фехтовальной эрудицией. С первых же своих шагов по дорожке был в состоянии помогать товарищам в постижении законов поединка. И все это на фоне бурной общительности и приязни к окружающим. Уже тогда в нем просматривалась склонность к тренерству, что отнюдь не мешало ему тренироваться самому и в конце концов стать чемпионом страны и серебряным призером чемпионата мира.

Он не был наделен одним из ценнейших фехтовальных качеств – скоростью и двигался по дорожке с торжественной размеренностью робота. Зато обладал другим, неизмеримо более ценным, достоинством: глубоко понимая психологию боя, предельно быстро реагировал на замыслы, действия противника – словом, был прирожденный тактик.

Быстроногие саблисты могли исполнить, быть может, самый резвый, самый стремительный «танец с саблями», а он их – передумывал. Это был на редкость надежный боец, и потому Виталий Андреевич всегда старался ставить его на решающие поединки. Кроме того, Тышлер был из тех, кто побеждал тем скорей, чем ответственней была ситуация. Если ему сказать перед боем: «От тебя зависит все, исход всей командной встречи», он прибавит вдвое и уж непременно выстоит. На памяти Виталия Андреевича, впрочем, есть один эпизод, когда Тышлер «не устоял», но сражен был тогда отнюдь не противником. В первом ряду у самого помоста сидела Она и своим присутствием обрекла надежнейшего из бойцов в самый разгар боя гарцевать на невидимом коне, величаво-галантно повернув голову в ее сторону. Этот «выезд» стоил ему победы, и, возможно, не только в бою…

Между Тышлером и Аркадьевым очень быстро сложились отношения единомышленников, влюбленных в один «предмет» – фехтование. Они оба воспринимали его не только как «вариант физического упражнения», но как обширнейшую область человеческой культуры, человеческого познания – со своей историей, географией, теорией, с элементами военной подготовки и театрально-художественным аспектом…

Когда они между собой разговаривают, непосвященный может их и не понять, ибо не знает ни аллегорий их, ни подтекстов, а также ни конца, ни начала беседы, которая длится, с точки зрения Тышлера, всю жизнь.