Континент коротких теней - [88]
>«мягким сердцем и твердым черепом», который принял его, как отец.Когда ему исполнилось двадцать лет, в США началась Гражданская война (1861–1865), но Стэнли считал себя скорее ловким дельцом, чем патриотом. Вопрос рабства никогда его особенно не волновал. Это была не его война. И лишь когда ему прислали нижнюю юбку, уязвленное самолюбие заставило его вступить в армию Южных штатов, что положило конец его мечтам о свободе и достоинстве: >«Заповеди господни «ты не должен» были переделаны в «ты должен». Ты должен убивать, лицемерить, лгать, красть, клеветать, вожделеть, ненавидеть и проклинать, а если на тебе при этом еще и красивый мундир, то будь ты хоть президентом, хоть простолюдином, никто тебя не осудит. Запрет не творить подобные вещи был отменен, а распутство и преступления всех мастей были разрешены»>>223. Во время военных действий и в лагере для военнопленных, видя обозы с трупами, невероятную подлость и зверства, Стэнли понял, что все еще находится в приюте, хотя розгами теперь уже размахивали другие, и что, как и там, здесь выживает самый беспощадный и самый предприимчивый. Отныне он таков, каким останется навсегда: одинокий, агрессивный, тщеславный мужчина с >«железной волей».
После плена Стэнли вновь работал на судах. Некоторое время служил на военном корабле Северных штатов, затем его жизнь походила на ту, какую позже вел Джек Лондон. Начало его журналистской деятельности покрыто мраком. Штатным корреспондентом он стал в 1867 году. При выполнении первого большого задания — серии репортажей об «умиротворении» индейцев в западных прериях — он получил уроки обхождения с «примитивными» народами, которые никогда не забывал. Каковы были результаты этих уроков, показывает сделанный им вывод, что >«истребление индейцев — это в первую очередь не вина белых, а в основном следствие неукротимой дикости самих красных племен». Но Стэнли крайне редко выражался так определенно. В своих очерках он демонстрировал сдержанную симпатию к мужественному врагу, изображал события захватывающе, сентиментально и в то же время поверхностно — дар истинного военного журналиста. Именно в качестве такового он и отрекомендовался в 1868 году Джеймсу Гордону Беннету, издателю газеты «Нью-Йорк геральд», имевшей самый большой в Америке тираж. Корреспондентом этой газеты он впервые попал в Африку — в качестве свидетеля колониальной войны.
Арена действий — Эфиопия, которая в отличие от Египта и Судана все еще отстаивала свою независимость. А с предстоящим открытием Суэцкого канала страна приобретала особое значение. Эфиопское побережье Красного моря с XVI века находилось под турецко-египетским правлением, и, следовательно, теперь на него должно было распространиться британское влияние. И тут очень кстати эфиопский император Федор II (Теодрос, 1855–1868) арестовал британского консула Чарлза Дункана Камерона и еще около сорока
европейцев, занимавшихся интригами против императора, чтобы вынудить его к дальнейшим переговорам. Действия Федора II мы ни в коем случае не оправдываем. Он, без сомнения, был одной из самых зловещих фигур на эфиопском троне, но даже наиболее консервативно настроенные британские историки сетовали, что дипломатические усилия по освобождению заложников были чисто формальными. Вместо этого Великобритания в 1867 году отправила в Эфиопию экспедиционный корпус, который уже через год вырос до 40 000 солдат. Эфиопская авантюра стоила не менее девяти миллионов фунтов и завершилась тем, что Федор покончил жизнь самоубийством в крепости Магдала. Перед этим британцам были переданы почти все заложники. За их муки было убито семьсот и ранено тысяча пятьсот эфиопов; с британской стороны было двое убитых и несколько раненых.
«Когда борются два слона, страдает трава» (суахили, Восточная Африка).
Об этом победоносном походе и сообщил Стэнли, да так захватывающе, что взбудоражил американских читателей, и так оперативно, что, когда сообщение о взятии Магдалы уже появилось в «Геральд», британское правительство еще ничего об этом не знало. Ловкий журналист подкупил в Суэце телеграфиста, чтобы тот передал его телеграмму первой. Между прочим, позже Стэнли нашел возможность вновь продемонстрировать свои способности репортера колониальных войн, когда британские войска свирепствовали среди народа ашанти на Золотом Берегу.
В 1869 году Беннет поручил Стэнли поиски пропавшего без вести Давида Ливингстона. Вполне вероятно, что газетный король, принимая такое решение, стоившее ему 9000 фунтов, рассчитывал на будущих читателей в Великобритании. Ведь «Геральд» уже доказала, что она проворнее британского правительства. Как мы знаем, счастье не изменило Стэнли. Из его книги «Как я нашел Ливингстона» читатели гораздо больше узнали об авторе, который, погоняя караваны и раздавая удары плеткой, продвигался вперед с оружием, >«спущенным с предохранителя», чем об Африке. И тем не менее, несмотря на эти и другие недостатки (например, карты делались на основании измерений, полученных с помощью одного лишь компаса), книга Стэнли остаётся по-своему блестяще написанным, «классическим» исследовательским произведением об Африке. Она вышла в свет через четыре недели после возвращения Стэнли в Соединенные Штаты, и уже одно только это обстоятельство характеризует энергию автора. Правда, сначала английские газеты и отдельные читатели встретили Стэнли в штыки. Его называли американским выскочкой, утверждали, что он заболел от страха и сидел в джунглях, пока его в конце концов не нашел Ливингстон. То, что за подобными нападками скрывались не столько смущение и зависть, сколько конкурентная борьба прессы, Стэнли так и не распознал. Его вновь использовали и одурачили. И только прием у королевы Виктории заставил нападавших угомониться.
