Континент Евразия - [150]

.

Многие русские географы не согласились бы с последним суждением В. В. в его отрицательной части. Для некоторых из них "русская географическая наука" есть "особый научный мир" во всей той мере, какая мыслима. Но нужно заметить, что собственно естествоведные данные географии были не так близки В. В., как другие ее части. Зато характеристику русского востоковедения, как "особого научного мира", можно считать сделанной лучшим специалистом эпохи. Нельзя не поразиться яркости и сжатости данного в немногих строках общего обзора судеб востоковедных изучений. Повторяем, В. В. Бартольду были в одинаково полной мере доступны выводы античного, мусульманского, европейского и русского востоковедения. И работы его составлены с привлечением всей совокупности этих данных, в частности с широким и постоянным обращением к арабским, персидским и турецким источникам, используемым всегда в оригинале, а сплошь и рядом — по неизданной рукописи. В. В. не ограничивается всем этим и к "истории изучения Востока в Европе и России" присоединяет краткий очерк китайского западоведения [360]. Эрудиция В. В. была действительно беспримерна. А раз осуществившись, она указывает русской науке новые пути — пути трактовки Старого Света, как единства. В этих перспективах Восток и Запад видны одинаково хорошо. До сих пор это было не так. Восток в русском самосознании чувствовался мало и слабо. Но отныне это должно стать именно так. Рассматриваемый вопрос В. В. Бартольд трактует не только в общекультурной, но также в экономической плоскости: "Меры отдельных правительств к открытию и закрытию рынков, в том числе и завоевательные походы, были только бессознательными шагами на пути к осуществлению все более выяснявшегося исторического призвания России быть посредницей в сухопутных сношениях, торговых и культурных, между Европой и Азией… мрачными страницами прошлого… не закрывается путь для более светлого будущего" [361]. Одной из центральных, постоянно им выдвигаемых историософских идей Бартольда была идея передвижения культурных средоточий. Наблюдения этого рода составляют основной стержень целого ряда работ В. В. Он характеризует эпоху Сасанидов: "Римская империя была оттеснена от берегов Каспийского моря, что не могло не отразиться на ее участии в караванной торговле; на море прекратились непосредственные сношения между гаванями империи и Индии, и вся морская торговля между Индией и Китаем перешла в руки персов. Всем этим было положено начало переходу культурного первенства от европейских народов к передне-азиатским, окончательно определившемуся в мусульманский период" [362]. В. В. описывает эпоху расцвета мусульманской культуры. Но уже в XV веке начинается обратное движение. Иосафат Барбаро, итальянский путешественник XV в., "едва ли не первый из средневековых путешественников говорит о возвращении в Европу, как о возвращении в более культурные условия жизни, хотя процесс перехода культурного первенства от Передней Азии к Западной Европе в то время только начинался" [363]. В середине XVII века, "благодаря иезуитам, европейская астрономия вытеснила из Китая мусульманскую, что является одним из наглядных признаков окончательного перехода первенства к европейской науке и вообще к европейской культуре" [364]. "XVIII век был критическим для всего мусульманского мира… В Европе XVIII век был, напротив, веком прогресса и реформ, положивших начало господству европейцев на всем земном шаре" [365]. Даже в небольшой заметке В. В.: "Посольство из Рима в Багдад в начале Х века" — проглядывает та же мысль о миграции культурных центров. Х век есть для него "одна из первых страниц в истории непосредственных, помимо Византии, сношений Западной Европы с мусульманским миром, подготовивших будущее экономическое и культурное первенство западноевропейских стран" [366].

Говоря об этих вопросах, нельзя забывать, что никакое данное состояние В. В. не считал вечным (см. выше). И, несомненно, пред ним вставал вопрос о том, в каком направлении пойдет дальнейшая миграция культурных средоточий…

Рассматривая работы В. В. [367], нужно отметить еще одну их черту. В. В. умел писать увлекательно. Правда, не все работы его доступны читателю. И даже первые главы "Истории культурной жизни Туркестана", насыщенные разнообразным историческим материалом, создают впечатление некоторой калейдоскопичности. Но уже последующие главы, излагающие историю Туркестана от времени русского завоевания по 1917 г., производят существенно иное впечатление. Здесь достигнута яркость и целостность изложения. Было бы желательно, чтобы такие истории были написаны применительно и к другим областям и районам России. Этим было бы значительно облегчено дело грядущего Момзена Российской империи [368]. Захватывающей по интересу является книга В. В. Бартольда об Улугбеке. Перед читателем проходит ряд выразительных образов, насыщенных то глубоким, проникающим все, религиозным чувством, то трагическим напряжением, то конвульсией злодейства. Упомянутая книга В. В. является ярким показателем того, как много поучительного и в высокой степени занимательного для каждого образованного читателя может извлечь ученый-востоковед из истории мусульманского и истории кочевого мира.