Контактер - [17]

— Такое впечатление, — в раздумье сказала Березова, — что вашего пара хватило бы и на турбину, но вы пускаете его в свисток.

Стеклова насупилась. Было невмоготу смотреть, как он мотается туда-сюда.

— Я привел вас в замешательство? — Он остановился напротив нее. — До сих пор разгадываете ребус, кто я и откуда?

— Разве и Таня не знает? — удивилась Березова. — Это уже интересно. Она заерзала в кресле, поудобней устраиваясь, как на представлении. — У вас что, блиц-роман?

— У нас деловые отношения, — строго сказал он.

— Да, Надя, у нас дела, — кивнула Стеклова. — Но ты не уходи. — И неожиданно для себя стала обсуждать, какого цвета полоски пустить на свитер Юрке — собралась вязать, а фасон не продумала.

Он продолжал ходить по комнате, удивляясь, до чего они разные, эти женщины, с которыми его столкнул случай. Несмотря на распахнутость людям, открытость, вряд ли Березова уделила бы ему столько внимания, сколько Татьяна. Скорей всего тут же выдворила бы за дверь. Такие в критических ситуациях действуют слишком правильно. А вот Татьяна не каждого и не сразу впустит в собственную душу, хотя и быстро увлекается людьми и способна на безрассудные поступки. Зато и отважно любопытна, и сопереживания ее глубже, более цельны, надежны.

По странной аналогии подумалось о Зое, о том, что, судя по письмам, в ней почти детская наивность Березовой и замкнутая отвага Татьяны. Или это лишь домысел?

Пока подруги болтали, он набрал по телефону код города, в котором жила Зоя, и затаил дыхание.

— Але! Але! — тревожно отозвалось на другом конце провода.

Именно таким и представлял ее голос: тонким, сильным, нежным.

Молча опустил трубку.

— Я, наверное, пойду? — вопросительно сказала Березова, вставая.

Он как раз проходил мимо нее и почти безотчетно прикоснулся к ее плечу:

— Посидите еще.

Березова вскрикнула, грузно шлепнулась в кресло.

— Что? Что случилось? — рванулась к ней Стеклова.

Березова сидела, схватившись за грудь, глаза ее были расширены.

— Будто дыра… здесь. Пустое место, — проговорила запинаясь. Ее бегающий взгляд остановился на Коляне, в глазах мелькнуло смятение:

— Постойте… Как только вы тронули меня за плечо… — Она спрятала лицо в ладонях. — Меня будто обокрали.

Стеклова резко обернулась к Коляну.

— Что? Что вы сделали? — прошипела она, хватая его за ворот.

— Не прикасайтесь! — Не успел предупредить он, как ее отшвырнуло в противоположный угол.

Он выбежал в коридор, рванулся к входной двери, стал лихорадочно дергать подряд все замки, но дверь не открывалась.

— Постойте, — услышал голос Стекловой.

Слегка пошатываясь, она вышла к нему, машинально протянула руку, но тут же испуганно отступила.

— Вам никуда нельзя, — сказала осевшим голосом. — Пройдите сюда, указала глазами на детскую.

Он понял, что она о чем-то догадалась. Понурив голову, послушно удалился.

— Таня, — шепотом сказала Березова, — Таня, что это?

— Оставь нас, — попросила Стеклова, — объясню потом, а пока никому ни слова.

Березова растерянно кивнула и молча покинула дом.

Опять они сидели в разных углах гостиной и молча смотрели друг на друга.

— Теперь вам все ясно, — наконец сказал Колян.

— Мне ничего не ясно, — хмуро возразила она. — Кроме того, что к вам нельзя притронуться. Вы будто под током.

— В этом и причина моих преступлений. Дело в том, что я умею прикасаться к чужим душам.

Она смотрела на него почти бессмысленно. То, о чем он говорил, не укладывалось в обыденные представления о воровстве.

— Как же это у вас получается?

— Не знаю. Вино плюс вода и музыка.

— Что?

— Заряжает и разряжает. Стоит исключить вино, и я могу быть очень полезен, но сейчас это уже редко случается. Когда же заряд минусовый… Впрочем, сами видели.

— Но зачем это вам, если приносит одни неприятности?

— Не знаю.

— Что же вы делаете с чужими чувствами?

— Забавляюсь ими, грею собственную душу, испытываю ее в разных состояниях, — глаза его загорелись, как у маньяка. — Даже не представляете, какое это удовольствие — прощупывать десятки чужих состояний! Вот вы идете по улице или просто с кем-то беседуете, и самое большее, что улавливаете в человеке, это выражение глаз, лица, по которому можно догадаться о внутреннем мире. Но эта догадка вне вас, то есть вы можете даже сострадать или радоваться с кем-то его радостью, однако все это не то. Вы никогда не сумеете полностью вобрать в себя чей-то восторг или печаль.

— Почему же, — начала было Стеклова, но он опередил ее.

— Не спорьте, все эти так называемые сопереживания — ничто в сравнении с тем, что происходит со мною. Мне дано умение врываться в физическую оболочку другого и творить там ералаш. — По лицу его блуждала улыбка фанатика. Слегка прикрыв глаза, он продолжал: — Дорогая Татьяна Васильевна, вы не можете и вообразить, до чего это утомительно и чудесно вторгаться в чужие миры. Знаю, что и преступно, но если бы у вас была возможность хоть раз окунуться в душу другого, вы бы поняли меня. Вот, говорю себе, мимо прошла пушистая доброта и обволокла меня с ног до головы мягким теплом. А знали бы, как ранят колючки зависти и ненависти, но я стараюсь избегать их, как и все тяжелое, неприятное, имеющее такое же число оттенков, как и счастье. Зато в радости купаешься, точно под теплым душем. И вот, когда я забираю чужое состояние, человек ощущает себя обкраденным. Так ведь? Что испытали вы?