Консул - [10]

– Ступай, – помягчел Готарз. – Готовься и жди, когда тебя позовут.

Молодой парфянин, возбужденный картинами будущего величия, вышел, тихонько прикрыв дверь за собою.

«Какая почтительность…» – усмехнулся посол. И поразился – головная боль совершенно покинула его.

Повеселев, Готарз подошел к бронзовой статуе Анахиты и согнулся перед нею в низком поклоне.

– О, Ардвичура-Анахита! – взмолился он. – Окажи нам помощь! Если ты направишь руку Орода смести жизни фроменов с этой, созданной Арамаздой земли, я воздам тебе тысячу жертвенных возлияний из хомы и млека!

Древняя богиня по-прежнему хранила надменную улыбку всевластия и провидения. Зная всё наперед, она ничего не обещала…

Глава 2, в которой Сергий делает первый шаг по дороге в десять тысяч ли [14]

За ночь тучи рассеялись, утро выдалось холодным и ясным. Рябиновое солнце калилось, забираясь повыше в небеса, желтело, всплывая по-над горизонтом, выбелилось, переключилось на полную мощность, окатывая продрогшую землю первым теплом – это было как знамение, как провозвестие скорой весны.

Сергею Лобанову, привыкшему к русским морозам и метелям, римская зима казалась межсезонным похолоданием, недолгим и несерьезным. Реки и ручьи не замерзали, и не каждую ночь лужи затягивало тонким, как папирус, ледком. Кипарисы и лавры даже не думали желтеть и опадать, повсюду зеленела трава.

Но римляне зябли. Народ прятал ноги в вязаные обмотки, кутался в короткие шубейки из белых шкур киликийских коз, мохнатых овечьих, коричневых оленьих, рыжих лисьих. Из сундуков доставали стеганки, подбитые пухлой ватой египетского госсипия, и накидки из желто-коричневого, не отбеленного сукна, а люди побогаче грелись под теплыми плащами из бобрового меха.

На этом фоне штаны и куртки преторианцев не особенно бросались в глаза – тепло одетым варварам даже завидовали.

– Кажись, распогодилось, – сказал Эдик тоном заезжего из деревни. – Чай, к весне повернуло.

– Слышь, ты, крестьянин, – окликнул его Гефестай. – Ты, часом, не ошибся адресом? Тут, вообще-то, Рим.

– Знамо дело, – солидно ответил Чанба, – на том стоим. Куды ж бедному крестьянину податься?

– Топай, топай, сельхозпроизводитель, – проворчал Тиндарид. – Устроим тебе смычку города с деревней…

Лобанов не принял участия в веселой перепалке, он шагал впереди честной компании, ведя друзей за собой.

Преторианцы спускались с Палатина по Скала Анулярия – Лестнице Колец, названной так из-за близости к мастерским ювелиров. Скала Анулярия была широченной – шагов двадцать поперек! – и спадала по склону уступами: пройдешь пять ступеней – и площадка. Посередине лестницу разделял барьер, украшенный статуями. Римляне нескончаемыми толпами спускались и поднимались по ступеням. Вверх и вниз, как заведенные.

– Прямо эскалатор, – сделал замечание Эдик.

– Ага, – поддакнул Гефестай, – да еще в самый час пик! Откуда их столько набралось?

– И не говори! – энергично высказался Чанба. – Понаехали тут…

Выбравшись на древнюю Виа Сакра – Священную Дорогу, – четверка благополучно вышла к Форуму, своего рода Красной площади Рима. Это было величественное нагромождение громадных базилик и пышных храмов, тяжеловесных арок и монументальных статуй. Любой римлянин, попадая на площадь Форума, вытягивался, словно подрастая, и гордо распрямлял плечи, ибо Форум был центром Рима, центром великой империи, созданной поколениями знаменитых цезарей и безвестных тружеников.

Искандера сразу потянуло к Проходному форуму, нижней части улицы Аргилет, где торговали папирусами, а Эдик запросился в «супермаркет».

– Куда-куда? – вытаращился Тиндарид.

– Так наш Эдикус именует рынок Траяна, – объяснил Сергий.

– Ну давайте зайдем, – канючил Чанба, – все равно ж еще рано, успеем, тут до Септы пять минут ходу!

Искандер глянул на Лобанова, но тот не обратил внимания на нарушителя дисциплины – он заметил слежку. Четверо несомненных южан, парфян или сирийцев, закутанных в черные плащи, неотступно следовали за преторианцами с самого Палатина. «Кто ж это догадался установить за нами наблюдение? – терялся в догадках Сергий. – Или мерещится?»

Но нет, преследователи упорно топали за преторианцами, не догоняя и не отставая. Слежка велась очень непрофессионально, очень грубо – южане тупо шагали следом, а самый наглый и самый злой с виду постоянно вырывался вперед. Его отличала особая примета – сильное косоглазие, из-за чего полнощекое, недоброе лицо обретало пугающее выражение.

– Ну давайте сходим, – ныл Эдик.

Каково же было его изумление, когда Лобанов вдруг кивнул:

– Давайте.

Гефестая с Искандером тоже удивила необычная уступчивость командира, обычно твердого и властного, но Сергий дал негромкое объяснение:

– Идите, как шли, не оборачивайтесь. По-моему, за нами следят.

– Кто? – сделал большие глаза Чанба.

– Не знаю. Четверо смуглых в черном.

– Один из них косой? – поинтересовался Тиндарид, делая вид, что любуется стеной из огромных глыб пористого туфа, ограждающей форум Траяна.

– Точно.

– Тогда вперед. Если эти опять за нами пойдут, значит, точно слежка.

В фиолетово-серую плоскость стены-ограды, по высоте не меньше семиэтажного дома, была вставлена триумфальная арка из белого мрамора. Три ее пролета: средний – гигантский и два боковых – поменьше – выводили на обширную эспланаду. Глаза, видевшие эту необъятную плоскость, обманывали мозг – плиты цветного мрамора, замысловато чередуясь, создавали образ не площади, а пирамиды. Чудилось, что середина огромного прямоугольника, замкнутого колоннадами, поднимается выше, чем края. А в центре на постаменте полированного гранита возвышалась конная статуя почившего императора Траяна, отлитая из бронзы и покрытая золотом. Неколебимая, монументальная мощь!