Константиновский равелин - [3]
В первые дни штурма, несмотря на подавляющее превосходство. немцы продвигались не больше, чем на пол-километра з сутки, а на отдельных участках фронта и вовсе стояли на месте. Все это было ему известно. Евсеев не знал другого.
Убедившись в бесплодности атак широким фронтом, немцы поспешили изменить тактику. Теперь они «прогрызали» линию фронта, для чего на узкий ее участок бросались самолеты, артиллерия, танки, — все сплошным валом, и уже потом по выжженной и обуглившейся полосе земли стремительно продвигалась вперед пехота.
Фронт был рассечен. В образовавшиеся бреши текли и текли несметные немецкие части. Попытки отрезанных друг от друга группировок соединиться подавлялись жестоким. ураганным артиллерийским огнем. Наши дивизии были обескровлены. В полках оставалось по 200—300 человек. Измотанные, утомленные, отчаявшиеся люди все так же отважно бросались еще в контратаки, но судьба их была уже предрешена. Все это было только вопросом времени. Нацеленные всей своей мощыо на землю Северной стороны, немецкие армады были теперь неудержимы, и раньше других это стало ясно командующему Севастопольским оборонительным районом.
Но можно было еще укрепиться на южном берегу бухты, если вовремя эвакуировать тылы 95-й дивизии и задержать, хотя бы па немного, немцев па Северной стороне. Для этого существовал только один выход...
Массивная дверь открылась, и Евсеева пригласили в кабинет. *
Первое, что ему бросилось в глаза, это был сам командующий, невысокий, худой, с почерневшим от бессонницы лицом. Потом он увидел еще насколько человек — все известные в Севастополе люди, бесстрашные руководители обороны. Они сидели вокруг усыпанного папиросным пеплом стола и тяжело повернули головы к Евсееву. Очевидно, совещание шло уже давно — воздух в комнате был настоян на табачном дыме. Командующий
держал в руке длинную указку и от этого казался еще меньше ростом.
— Садитесь, товарищ Евсеев! — предупредил он попытку капитана 3 ранга представиться. — Сейчас речь пойдет именно о вас!
Евсеев быстро достал блокнот и карандаш, с подчеркнутым вниманием приготовился слушать. Командующий устало махнул на это рукой, с чуть заметной горькой усмешкой произнес:
— Писать вам ничего не придется! Все, что я скажу, не потребует особых заметок для памяти!
Сидящие за столом закивали головами — стало ясно, что здесь уже обо всем договорились.
— Ваша задача будет заключаться в следующем, — неторопливо продолжал командующий, повернувшись к большой настенной карте. — в случае оставления нашими частями Северной стороны приказываю гарнизону равелина держаться до последнего бойца, чтобы в какой-то мере сковать действия противника и тем самым позволить нашим отступающим частям укрепиться на южном берегу бухты. С такой же задачей будут оставлены еще два заслона — в Михайловском равелине и у Инженерной пристани. Но вам — указка командующего нацелилась в грудь Евсеева, — вам придется труднее всех! Остальные заслоны будут играть больше демонстрационный характер — им не продержаться более суток! А части на этом берегу должны успеть закрепиться! Успеть, чего бы это нам ни стоило! Только в этом случае мы еще сможем удерживать севастопольскую землю. Об этом вам не следует забывать ни на секунду!
Командующий, будто припоминая, потер ладонью лоб п медленно, с расстановкой произнес:
— Вот, пожалуй, и все... Будут у вас вопросы?
Их было у Евсеева множество, но он чувствовал, что спрашивать не стоит. На добрую половину из них командующий не смог бы ответить, другая половина казалась Евсееву просто мелкой, чтобы отнимать время у человека, на плечах которого лежал слишком большой груз. И, кроме того, уже ничего нельзя было изменить. События развивались с железной неумолимостью, и уже не люди руководили ими, а они вовлекали людей в свой стремительный и беспощадный поток. Нужно было применяться к ним, чтобы устоять, не быть сбитым с ног.
Для Евсеева сейчас это значило держаться до последнего бойца! Что будет уготовано другим, он не знал, да и не хотел об этом думать. Каждый, где бы он ни оказался, должен будет выполнить свой дат г. Это было совершенно очевидным и обязательным и для безусого паренька, в скопах на передовой, и для вот этих больших командиров за столом. Но почему так недоверчиво смотрят на него их утомленные, обведенные синевой глаза? И вдруг Евсеев понимает, что его дат гое молчание расценивается как колебание, как трусость, и поспешно, слишком поспешно и слишком лихо для такой обстановки, произносит, прищелкнув каблуками:
— Все ясно, товарищ адмирал! Разрешите идти?
Очевидно, это произвело не слишком благоприятное
впечатление и. может быть, даже чем-то похоже на мальчишество. Несколько генералов совершенно не скрывают иронической усмешки, скривившей их губы. Конечно, незачем было проявлять эту театральную бодрость. Вот н командующий смотрит на него молча и изучающе из-под недоуменно приподнятых бровей, и. краснея до ушей, точно школьник, Евсеев повторяет, но теперь уже тихо и твердо:
— Разрешите идти, товарищ адмирал?
Вместо ответа командующий протянул руку, н по тому, какой она была жесткой и негнущейся, Евсеев почувствовал, что это — прощание, прощание навсегда.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.