Константинополь Тихоокеанский - [18]

Ну да ладно. С такими заступниками как государь император и великий князь Константин, ничего страшного с Сашиной невестой не случится.

Наверное, половина фельдъегерской службы Российской империи занималась доставкой депеш от императора к цесаревичу и обратно. Попутно, Александр получал письма от наречённой, активно ей отвечал. Судя по довольной физиономии родителя, стопудово цензурящего переписку, у молодых все шло замечательно. Вот и славно, на меня внимания меньше будут обращать. А то достала матушка, не по нраву ей, видите ли, раннее взросление сына и наклонности торгашеские. «Лавка скобяных изделий Константина Кузнецова» оказалась невероятно доходным предприятием, после того как стала практически монополистом в поставке скобяных и прочих кованых изделий в столичные «хозмаги». Конкуренты неожиданно «слились» после эпической «разборки» с купцом второй гильдии Семенякиным, имевшим неосторожность громогласно раскритиковать изделия «царской мануфактуры». Мол, зачем платить больше, вот у него, у Семенякина и дешевше и качеством кабы даже не лучше.

Врал, скотина, мы то изначально на долговечность лопат, кос и вил нацеливались, потому и цена была повыше. Топоры, после двухгодичных экспериментов, вообще получались вечные и неубивасмые. А эта сволочь мало того, что демпинговала, так еще и хаяла нашу продукцию. Пришлось принимать меры.

В лавку к купчику зашёл в сопровождении двух верзил из подшефного лейб-гвардии Финляндского. Вместо ружей держали солдатики один лопату, второй — топор.

— Кто тут государственный преступник Андрейка Семенякин?

— А, это, вашество, как это, господи, высочество, — конкурент то ли знал Костю, то ли догадался…

— Ты, мерзавец, хаял принародно царскую фамилию, говорил, что император и дети его, ничего хорошего не могут произвесть и не должны потому Россией править?

Впечатлительный торговец грохнулся в глубокий обморок, а после молол чушь и ересь, временно повредившись умом. Пришлось обратиться к забившемуся в угол приказчику, судя по физиономии — родственнику купца, возможно сыну-племяннику.

— Эй, как тебя, передашь хозяину лопату. Одной хватит на всех чад и домочадцев, чтоб в Сибирь бежать и там землянку отрыть. А вот топор, дом поставить, да язык срезать, чтоб не болтал лишнего. Так и скажи — мой подарок, на всю его жизнь гнусную хватит лопаты с топором, внуки-правнуки нахваливать будут великокняжеский инструмент. И чтоб духу вашего в столице в три дня не было. В Енисейск езжайте, Сибирь подымайте, живите честно. Там не трону!

Уже на следующий день на «Завод железных изделий Константина Кузнецова» толпой повалили заказчики. Немалые складские запасы были сметены за неделю, если начинать постройку магистрали Петербург-Москва сейчас, то шанцевым инструментом стройку обеспечит кто-то иной. Но, благо год в запасе есть, начнутся работы в 1842 году, к весне поднакопим «железок». Расширять производство, так расширять!

Удивительно, но грозный родитель никак на использование «административного ресурса» в борьбе с конкурентами не отреагировал, обошлось беседой с Александром Христофоровичем Бенкендорфом. Граф мягко пожурил Костика — купец Семенякин и в самом деле рванул в Сибирь, на ПМЖ в Енисейск, а ведь мог и помереть от ужаса. И что бы тогда о царских детках говорили, какие гадости писали в европейских газетах? Один сын понудил к самоубийству поэта Пушкина, второй — негоцианта заживо в землю закопал?

Покаялся, куда деваться, почтительно попросил графа и начальника политической полиции и впредь указывать на ошибки, не щадя юношеского самолюбия. Расстались с Христофорычем довольные друг дружкой.

Три с половиной года странствий цесаревича вылились в прочное и окончательное утверждение России на левом берегу Амура. В 1839 году, по моей «подводке», на Амур ушли дополнительно три с половиной тысячи молодых донцов и кубанцев, переписавшихся в Амурское казачье войско. Царь-батюшка покряхтел, утверждая смету переселения, но подмахнул документ. Казак ведь и должен охранять границы империи, а что на Дону делать такому количеству бойцов? Получив от царских щедрот по второму коню (а кое у кого это был и третий-четвёртый) казачья молодёжь, тронулась на восток. Многие предварительно оженились, жёны и родственники уходили следом за сотнями, донские и кубанские станицы скидывались, помогая переселенцам чем можно. Столичное общество также внесло немалую лепту, устраивая благотворительные вечера и лотереи.

В общем, за этих переселенцев можно не волноваться, — не голытьба какая от голода бежит, снаряжены основательно в дорогу, а на Амуре уже валят лес, строят жильё сотни, ушедшие с цесаревичем в 1837 году. Разведанные места под станицы оказались весьма и весьма привлекательными с точки зрения жизни вольных казаков. Тут и рыба в реке и птицы, зверя — бей не хочу Леса, луга-раздолье! Это гонцы-агитаторы, казаки уже в годах, спешно вернувшиеся с Амура, рассказывали как оно там, в краях дальних.

Как себя не похвалить? Ведь по моей подсказке, Саша распорядился, дабы станицы учреждались не по начальственной указке, а где казаки сами выберут удобное место. Я же в письмах к брату горячо обосновывал такой «штатский» подход тем, что правый берег Амура у китайцев мне забирать придётся, как будущему главе Тихоокеанского наместничества. А в стратегически важных, но не удобных для жизни точках проще потом, чуть позже устроить заставы, нежели чем селить людей в плохой или там нездоровой местности. Мало ли — болота, лихорадка… Интересно, что именная станица — Константиновская, встала аккурат где в нашей реальности находился славный город Хабаровск. Невельской и здесь основал Николаевск на Амуре в том же месте, но на двенадцать лет ранее. А вот крепость в Александровском заливе (Анива у нас) была предсказуемо поименована как Алсксандровск-Сахалинский (Корсаков, уж прости). Флот, кстати весьма существенно помог, — от Амурского лимана до юга Сахалина уставшие путешественники прошли на встречавших их военных транспортах. Всего брат довёл до Александровска-Сахалинского полторы тысячи штыков (сабли, то есть казаки, остались почти все на Амуре).