Константинополь. Последняя осада. 1453 - [108]

Все рассказы очевидцев ярки — их авторы прекрасно осознавали, что наблюдали и пережили в высшей степени экстраординарное событие, — но их версии полны странных умолчаний. Учитывая огромное значение 1453 года для истории турецкого народа, остается удивляться, почему сохранилось так мало рассказов современников с турецкой стороны о взятии Города. Нет рассказов очевидцев, и почти ничего не известно о чувствах и побуждениях мусульманских воинов, за исключением письма шейха Акшемсеттина Мехмеду. Турецкое общество по большей части оставалось неграмотным, повествования о событиях носили в основном устный характер. Традиция письменной фиксации индивидуальных сообщений отсутствовала. То, что мы имеем, существует в форме кратких хроник, переработанных позднее с целью формирования легенды о династии османов, поэтому о взглядах турок зачастую приходится узнавать, читая между строк христианских авторов. 1453 год необычен, являя собой историю, написанную по большей части побежденными.

Достаточно неожиданна краткость свидетельств, исходящих от православных греков. Причина, по-видимому, в том, что многие видные византийцы были убиты при разорении Города или, возможно, испытали слишком сильное потрясение, подобно Георгию Сфрандзи, и не могли останавливаться на деталях. Христианская версия событий, таким образом, исходит в основном от итальянцев и греков-униатов, в высшей степени неприязненно отзывавшихся о православных защитниках Города.

Вследствие всего вышеперечисленного история падения Константинополя продолжает таить в себе немало загадок, которые, по-видимому, никогда не удастся разрешить. Каким образом турки перемещали собственные суда, остается предметом острых дискуссий среди турецких историков. Продолжает волновать и тайна смерти Константина — каждая из конкурирующих версий имеет своих сторонников. Конечно, и сам Константин до сих пор предстает туманной фигурой по сравнению с нетерпеливым, неугомонным Мехмедом, поистине, как казалось, вездесущим во время осады.

Моя цель состоит в том, чтобы, несмотря на все эти трудности и противоречия, заново рассказывая историю падения Константинополя, создать надежную версию основных событий — настолько близкую к истине, насколько это в моих силах. Я выбрал свой путь в море источников, временами непростой, пытаясь согласовать различные свидетельства и найти наиболее приемлемые толкования. Датировки, как известно, неопределенны, несмотря на дневник Барбаро, который вел повествование об осаде день за днем. В каждом рассказе события по-своему упорядочиваются и по-своему датируются, и многие, кто исследует данный сюжет, не согласятся со мной в достаточно широко представленных спорных вопросах. При внимательном чтении моей книги обнаружатся некоторые мелкие неясности в отношении последовательности событий. Я оставил без комментариев те свидетельства, которые трудно понять и согласовать с другими. Я решил в целом следовать той хронологии, которая представляется мне наиболее вероятной, и исключить из повествования по мере сил ненавистные мне слова «возможно», «вероятно», «может быть». В противном случае я утопил бы читателя в массе версий, изложенных в источниках и мало что добавляющих к общей динамике сюжета, контуры которого вполне ясны и четки. В то же время исходя из таких объективных фактов, как география, ландшафт, погода и время, я сделал собственные выводы, считая их правильными.

Своей второй задачей при написании книги я ставил попытку донести до читателей голоса людей. Поведать прежде всего слова, предрассудки, надежды и страхи участников событий и рассказать своего рода «историю историй», версии, которые они считали такими же истинными, как и подлинные факты. Их авторы чрезвычайно субъективны. Они почти столь же поразительны и загадочны, как и то, о чем повествуют. От некоторых из них, например, от Барбаро, не осталось ничего, кроме их сочинений. Другие — такие как Леонард Хиосский и Исидор Киевский — сыграли определенную роль в церковной истории своего времени. К числу наиболее очаровательных и загадочных рассказов относится повествование православного Нестора Искандера, русского по национальности, прибывшего под Константинополь, по-видимому, в качестве воина турецкой армии. Можно полагать, что он проник в Город в начале осады. Нестор Искандер стал очевидцем и участником ряда событий — в частности, он ярко описывает обстрел Константинополя и происходившее на стенах — и выжил в ходе османских расправ, возможно, облачившись в иноческое платье и скрывшись в монастыре. В его загадочном рассказе, зачастую представляющем собой фантастическую смесь легенд, слухов и свидетельств из первых рук, так перепутаны датировка и последовательность событий, что многие авторы склонны отбрасывать его целиком, но он содержит массу вызывающих доверие подробностей: сообщает уникальные сведения о борьбе на стенах и выносе тел — работе, в которой он, видимо, сам участвовал. Почти единственный из источников, Нестор Искандер приводит данные о том, что греки действительно сражались, например об инциденте, приведшем к гибели Рангави. Венецианцы и генуэзцы представляют дело так, что почти все делали одни только итальянцы, а греческое население изображают в лучшем случае пассивным, а в худшем — из-за религиозных различий — вероломным, корыстолюбивым и трусливым.