Конспираторы - [2]

Она из Пекина. Ее прошлое уместилось на десяти отпечатанных страницах. Джонатан и еще несколько посвященных в тайны мира сего их читали. Она родилась 23 декабря 1968-го, в шесть часов утра, в больнице Хай Диань на западе Пекина. Сколь мучительны были роды, сколь велика радость родителей, чьи лица запечатлелись на сетчатке ее впервые открывшихся глаз? Чьи разговоры, какие слова уловили ее уши? В какой цвет окрасила небо первая в ее жизни заря? Какие запечатлеваются звуки, запахи, трепетанья, какие надежды и разочарования, когда жизнь открывает нам свой лик? Эти подробности остались неизвестными. Они похожи на мыльные пузыри, и удел их мимолетной красы — забвение, единственный зритель этого постоянно меняющегося мира. Только даты, факты, там и сям услышанные, а то и додуманные слова имеют значение, когда составляется досье на ту или иную жизнь. 1968 год, в Китае, где солнце заходит в тот час, когда восходит в Европе, свирепствует «культурная революция». Родители Аямэй, преподаватели университета, не раз прошли через лагеря перевоспитания, а их единственная дочь оставалась на попечении бабушки со стороны отца. В шесть лет девочка пошла в школу имени Красного Востока, ныне снесенную — на ее месте построен большой торговый центр. В официозно-сухой биографии нет ни строчки о формировании ее тела, о становлении чувств, о постижении дисциплины и первых опытах разума. В мире разведданных также не принято упоминать об одежде. Но Джонатан догадывается, что она, скорее всего, под революционным влиянием советского соседа, носила форму юных пионеров-ленинцев: белую рубашку, синие брюки и алый галстук, все хлопковое, потому что шелка в стране, над которой нависла угроза голода, не стало. Зато он понятия не имеет, какие виды спорта любила девочка, что она ела каждый день. Не способен он также воспроизвести ее радостный смех и ее рыдания. Не может с уверенностью сказать, читала ли она народные сказки, снились ли ей спокойными ночами поющие деревья, птицы в масках и страна изобилия и беззаботности, которой правит владыка-кот.

У него есть только дата: 9 сентября 1976-го. Аямэй перешла во второй класс. Скончался председатель Мао. Закончилась «культурная революция».

Агент, которому удалось в тот год пробраться в Пекин, оставил рапорт, позволивший Джонатану тридцать лет спустя увидеть свой объект в интересном ракурсе. В начале ноября, рассказывает он, когда задул студеный ветер из Сибири, город охватила лихорадочная суета, словно жители готовились к осаде. Мужчины и женщины передавали из рук в руки кочаны капусты, которую профсоюзы распределяли по предприятиям. Их складывали в погребах, на крышах, на лестничных площадках и балконах. В считанные дни весь город был завален капустой — единственным запасом продовольствия на долгую суровую зиму. Благодаря этой записи Джонатан явственно представляет себе маленькую девочку, с трудом бредущую против ветра с огромными кочанами в руках. Он видит в ее глазах хрустально-прозрачное небо, замерзшие озера, неподвижные пагоды и выбеленную дыханием севера землю. Аямэй, пухлый шарик в стеганой куртке и штанах на вате, не спасовала перед тяготами жизни и выросла.

1980–1986, лицей Восходящего Солнца. Она хорошо учится. Шесть лет как один день. Ни одного события не отмечено. Это всего лишь вопрос бюджета. Руководители экономят средства, потому исполнители и не усердствовали. Джонатан знает, что в стране за эти шесть лет произошли большие перемены. Появились товары в продуктовых магазинах, расцвел мелкий бизнес. Менее строгой стала нравственная цензура. За несколько монеток школьницы могли купить «пиратские» фотографии звезд и робко пытались копировать их прически. Джонатан полагает, что Аямэй прилежно училась, невзирая на бушевавшие вокруг бури: еще бы, целый народ пробудился благодаря смягчению режима. Конечно, прилежно, потому что летом 1986 года она прошла нешуточный конкурс: более ста миллионов подростков со всей страны стремились войти в тесные двери университетов. Она — «одна на сто миллионов» — поступила в Пекинский университет, престижное учебное заведение, золотой поезд к позлащенному будущему.

Реформы восьмидесятых окончились тупиком на площади Тяньаньмынь. Весна 1989 года, Аямэй, студентка третьего курса юридического факультета, становится лидером студенческого движения. Почему именно она? Почему после десяти лет усердной учебы и жесткой конкуренции она вдруг рискует своим будущим? С какой стати этот бунт — ведь она избранница системы. Что она такое увидела, что услышала, сколько тайных собраний, подпольных диспутов посетила? Эти подробности, похоже, никому не интересны. Объяснения нет.

Но Аямэй вышла из тени на свет. Она стала народной героиней. На этом этапе в ее досье появляется много фотографий. Все они взяты из международной прессы. Еще раз Джонатан снимает шляпу перед исполнителями — это ведь надо уметь сделать отличную работу, не слишком напрягаясь.

Аямэй с мегафоном в руке обращается к толпе студентов; Аямэй за столом переговоров с какой-то коммунистической шишкой, голова вскинута, лицо замкнуто. Джонатану, недолго думая, подсунули даже снимок, который обошел весь мир: площадь Тяньаньмынь, тысячи студентов, объявивших голодовку, дрожат под проливным дождем. В центре потоки воды струятся по памятной стеле Героям свободы. На ступеньках, на пластиковых пакетах сидит молодая девушка — в левой руке зонтик, в правой сигарета. Дым, поднимаясь колечками, заволакивает ее улыбку, безнадежную и восторженную одновременно. Черные глаза устремлены вдаль, откуда — так и видишь это — надвигаются танки и грузовики с солдатами. В двадцать один год Аямэй стала легендой.