Конспект - [8]

5.

Петр Трифонович к потере состояния отнесся спокойно, говорил — к этому шло, уезжать не собирался, рассуждая так: дети — грамотные, на жизнь заработают и их, отца и мать, прокормят. Но с установлением Советской власти его сразу же арестовали и держали в тюрьме столько, сколько держалась власть.

Отец вернулся в конце 17-го года больным: язва желудка, воспаление легких и сильное нервное расстройство. Больным его и арестовали вместе с дедом. Отец был очень плох и в тюрьме вряд ли бы выжил, но после усиленных хлопот его перевели в больницу. Болел он долго, и были периоды, когда никто, кроме Ульяны Гавриловны, не надеялся на его выздоровление. Вышел отец из больницы в конце лета 19-го года, и потом сразу его мобилизовали в белую армию.

Арестовали и отца Николая. Некоторые из тех, кто видел, как его вели, сопровождали его, пытаясь за него заступиться, другие бросились хлопотать, а возле тюрьмы их ждала группа основянских рабочих, которая и добилась, чтобы отца Николая отпустили.

При отступлении белых Гореловы и Кропилины на этот раз уехали, как тогда говорили — бежали. Лишь вышедшая замуж за Федю Майорова Нина Горелова осталась с ним в Харькове. Мама и я — на одном диване в купе мягкого вагона. Завидую деду Коле, который сидит в коридоре на скамеечке. На одной из остановок кто-то говорит: «Лозовая». Едем по Соборной — главной улице Новочеркасска, поворачиваем налево в Почтовый переулок, едем чуть вниз и останавливаемся возле длинного белого глинобитного дома. Потом мама, Катя и я живем в самом конце Соборной улицы, в кирпичном одноэтажном доме по правой ее стороне, а за домом — степь. Впервые в кинематографе. Нашумевшая, как тогда говорили, фильма с участием Мозжухина и Лысенко. Сидим в ложе. После каждой части — антракт, зажигают свет.

Мне неинтересно и скучно. Потом — комедия в двух частях «Волшебные перчатки» с участием Макса Линдера. Так хохотал, что мама все время пыталась меня останавливать. Сюжет и отдельные сцены могу рассказывать и сейчас. Знаю — мама болела тифом, и помню ее стриженую под машинку.

Зима. Один гуляю возле дома. Тепло и тихо. По синему небу очень быстро, без ветра несутся со степи через город белые облака. В степи видны вспышки огня и дыма, слышны выстрелы, свист снарядов и где-то в городе их разрывы. Знаю: наступают красные. Очень интересно и совсем не страшно. В сумерках один расхаживаю по комнате. Мама и Катя гадают у хозяйки дома Раисы Михайловны. Вдруг — страшный грохот, и я завопил. Прибежали мама и Катя. Оказывается — в дом попал снаряд.

Едем на арбе с сеном, рядом в тележке, запряженной осликом, едет пожилой смуглый человек, о котором говорят — армянин. Сколько нас и кто едет на арбе — не помню. Ровная степь и очень широкая дорога. Эту дорогу я видел перед собой, когда несколько лет спустя читал чеховскую «Степь». Что-то варили на костре и спали на арбе. Всю жизнь хотелось совершить такую же поездку. Уже пожилым, собираясь в очередную командировку из Запорожья в Харьков, говорил:

— Ну что это за поездка! Поехать бы на арбе с сеном, а под сеном арбузы и тарань. Приезжаем на площадь Дзержинского, из Госпрома высыпают люди: «Запорожцы приехали!»...

Приехали в город Сулин — здесь отец Николай получил приход. Церковь посреди площади, напротив паперти — кирпичный дом на две квартиры, в одной из них будем жить мы, в другой живет второй священник этой же церкви. Палисадник перед домом и по его бокам, за домом — двор с сараями, за двором — фруктовый сад. Деревянная темно-серая некрашеная терраса со стороны двора, на ней кое-как сложены привезенные вещи. Прикорнул на свернутом ковре, а проснувшись, был уверен, что мы приехали вчера, не мог поверить, что это было сегодня, и спорил об этом с Катей.

У Кропилиных жили все их дочки, с Верой маленький Коля и бонна, прибалтийская немка Юлия Карловна. Теперь понимаю, что в Сулине во главе этой большой семьи стояли отец Николай и Вера — всегда спокойная, рассудительная и занятая делами: завела корову, поросенка, кур, сама за ними ходила, сама доила корову. Позже, бывая с кем-то на базаре, подходил к лавке, в которой Вера торговала. Откуда-то знали, что ее муж на Кубани попал в плен, отправлен в Архангельск и погиб. В Сулине, но отдельно от нас, жила сестра погибшего Вериного мужа Екатерина Николаевна с сыном — моим сверстником и компаньоном в играх. Через городок протекала речка, на одном берегу которой был городской общедоступный парк, на другом, со стороны металлургического завода — заводской парк, закрытый для посторонних, и в нем несколько жилых домов для заводского персонала. Моя старшая тетка Женя вышла замуж за главного инженера этого завода. Василий Гаврилович Торонько — невысокий молчаливый человек, разведенный с первой женой, крестьянский сын, получивший образование в России и Бельгии. Раз я в отсутствие Торонько побывал у Жени и заметил насколько заводской парк красивее и ухоженней городского. А в квартире Торонько очень чисто, очень тихо, очень скучно, и привлекла мое внимание только кухонная плита, которая (с духовкой), как сказала Женя, работала на электричестве.