Конные и пешие - [33]

— Ребята! Знакомого встретил. Москвича. Он здесь мост строит.

Теперь ей кажется: она влюбилась в него с первого взгляда, вернее, с того момента, когда он заговорил, вороша палкой костер, в котором пеклась картошка; он говорил негромко, отблески пламени метались по его лицу, и тогда казалось: в нем есть что-то бесовское. Он говорил о звездах, говорил, словно побывал на каждой из них, расписывал каналы на Марсе так, что никакого сомнения не оставалось: на той планете живут разумные существа и только о том и мечтают, когда к ним прилетят земляне. По всему выходило — до этого не так уж далеко. Потом Володя зачастил к ним, заставлял ее рассказывать о ферсмановской идее геохимического анализа, и она с упоением объясняла ему: они хотят разгадать великую тайну природы — узнать, под действием каких законов движутся атомы элементов земной коры, создавая полезные ископаемые. Володя умел слушать как ребенок, хотя ему уже было около тридцати — совсем взрослый мужчина, и все же он был робок, он и поцеловал-то ее, как мальчик.

Она ушла в тайгу с проводником лопарем Захаром — у лопарей русские имена, они ведь православные, — и вместо десяти дней проблуждали двенадцать, она нервничала: вернется и не застанет уже Кондрашева. Все свое скитание она только о нем и думала. Захар это чувствовал, молчал, курил свою трубку, иногда что-то напевал, низкорослый крепыш с внимательными узкими глазами. Он ходил в тайгу без ружья, брал с собой только веревку и палку; она корила его: как же так можно в тайге? А он качал головой: ты, Степановна, однако, не бойся, тайга мой дом родной, а в доме бояться не надо, в доме ты свой и тебе все свои; если кушать надо, то и без ружья еду добудем, а зверь — он мой язык понимает, я с ним по-хорошему, и он со мной тоже, злых же людей в моем доме нет. Она думала: вот и Володя такой же, он верит, что все вокруг него свои…

На другой день после возвращения Вера Степановна долго бродила с Володей, он держал ее за руку; все светилось вокруг голубым свечением, и четко виднелись камни, дорога, река и строящийся мост: была белая ночь.

А через две недели неподалеку от стойбища лопарей они лежали в палатке, и Володя говорил ей о небе, о земле, по которой предстоит им странствовать всю жизнь, и она безотчетно верила ему, верила, что путь их будет хоть и тяжким, но прекрасным, потому что они любят друг друга, любят небо, землю и знают: каждая пылинка под ногами — великое порождение природы.

Наверное, она прожила жизнь совсем не так, как тогда им грезилось: Кондрашев был так мало с ней, но он всегда был подле нее, и она скорее умрет, чем отдаст его имя на поругание.

Он был старше ее, но это было тогда, давно; теперь она намного старше и мудрее, а Кондрашев остался наивным как мальчик, он так и не понял в своей короткой жизни, что уже первые люди на земле, вкусившие от древа познания, обнаружили, что добро и зло стоят рядом в обнимку и никогда не бродят порознь. Но она-то это знала хорошо, даже когда скиталась там, где не было людей, — по труднопроходимым землям, где вздымались горы, обнаженные фиолетовые скалы, а рядом лежали булькающие болота и огромные пространства, покрытые голубыми мхами.

Сколько лет с ней рядом Петр! Она любила его, заботилась о нем, тревожилась, когда ему становилось скверно, но Петр не смог вытеснить из ее памяти Володю, и Вера Степановна чувствовала — Петр об этом знает.

После Кольского встреч было немного, но Кондрашев оставался самым главным в ее жизни… самым главным. Она узнала, что он убит, в феврале сорок второго, когда пришел к ней выписавшийся из госпиталя невысокий рыженький мальчишка, он опирался на костыль и долго виновато топтался у порога.

Вера Степановна сама недавно — три дня назад — прибыла в Москву, и этот солдатик чудом застал ее дома. Она повела его в кухню, там хоть немного было теплее, натопила дровами плиту и открыла духовку. Рыженький вынул из мешка железную побитую коробку, облезлую, с пятнами черного лака, и подвинул ее Вере Степановне. Она сначала ничего не поняла, подумала: солдатик ошибся и скоро эта ошибка разъяснится, она напоит его чаем, ведь на улице гуляет морозный ветер, и надо этому мальчику с костылем согреться, отдохнуть, наверное, он проделал большой и тяжкий путь.

У солдатика был басовитый голос, и он рассказывал про декабрь прошлого года. Тогда были сильные бои, и получилось так, что рядом с ним в цепи оказался старый человек из ополчения, он так и сказал «старый», а потом еще несколько раз называл его «батей». Во время атаки этого человека убило, но солдатик подумал, что «батя» только ранен, хотел ему помочь, подполз, в это время и разорвался поблизости снаряд. Больше он ничего не помнил, но когда пришел в себя в госпитале, то обнаружил записку, на ней был адрес Веры Степановны — записку ему дал перед боем «батя», сказал: если со мной что случится — сообщи этой женщине.

Он сначала решил написать письмо, но потом подумал — лучше самому прийти, все-таки можно рассказать, как было, он уже посылал сюда дважды медсестру, но она никого не заставала, а теперь пришел сам, потому что сегодня уезжает в Липецк, откуда он родом, и вот хорошо, что зашел, — Вера Степановна оказалась дома.