Конклав - [58]

– Как дела? Последний раз мне показалось, что на вашем горизонте проясняется.

– Да нет, как раз теперь полная тьма, тут кое-кто еще и испарился, как фантазм…

– Я слышала, что кто-то из-за плохого здоровья пытался уйти домой, читала в газетах, но с тех пор прошло много времени…

– Нет, касается не этих… Оставим, ты все равно мне не поверишь, даже если я тебе расскажу. Иногда мне самому происходящее кажется сном, от которого не знаю как избавиться. Расскажи мне еще о Франческо, где он теперь?

– Он в клинике, мы хотели его положить в госпиталь, поближе к Болонье, к друзьям Эудженио; надо было сделать небольшую операцию. Да с ним все хорошо, только и делает, что принимает своих приятелей и подружек, – надоели же; часто спрашивает о тебе…

– Дай мне, пожалуйста, номер телефона клиники.

– Конечно. Знаешь, он отрастил волосы, а их надо содержать в порядке, так его подружка ему их моет; надо бы его подстричь.

– Девушка у него все та же?

– Да, Катерина, она немножко дурочка. Познакомишься с ней. К Рождеству Франческо вернется домой, и если ты не имеешь ничего против, мы с Эудженио подумали – не пригласить ли и ее на рождественский обед.

– Да-а, совсем скоро Рождество…

Чудный праздник. Обычно Рождество он проводил в Турине вместе со своими прихожанами, туда же приходили и епископ, и кардинал, а вечером шел к своим дорогим. От этих воспоминаний он растрогался. Нет, даже и думать нечего, что он выйдет из конклава к этому времени. Скорей всего, будет один на Рождество, и это впервые после стольких лет, когда был вместе с родными.

Тени, двигающиеся за тем матовым с темножелтым оттенком окном, вдруг исчезли; через некоторое время, там погасят свет и отправятся спать.

Нет, нужно сдержаться, совладать с собой, иначе сестра почувствует. Не надо ей рассказывать, а то как бы она с обычной для нее иронией по поводу конклава и кардиналов не сказала бы чего худого.

Собака, которую теперь не каждое утро было слышно, вдруг залаяла. Потревоженные коты в его комнате повернули морды.

– Этторе, ты здесь? Слышишь меня?

– Еще как.

– Ну, так тебе подходит мое предложение про Рождество насчет девушки Франческо?

– Ну, конечно, Клара…

– Придется надеть черное, папу, в общем, не выбрали еще… – пошутила сестра.

В свойственной ей манере, с долей всегда едкой иронии. Он впервые, с тех пор как был замурован здесь, не откликнулся, не пошутил в ответ.

– Ах, Клара, мне бы только выйти отсюда!

– Я тебя выведу из этой клетки, скажу – ты нужен, чтобы сторожить Франческо… – голос у Клары теперь был совсем другой, гортанный и тихий, будто тень страха мешала и ей тоже.

Брат и сестра помолчали, слушая дыхание друг друга.

Колокол в Болонье – на церкви Сан Доменико, рядом с домом Клары – отбил точное время: девять и три четверти. Да, он придет к ней в дом, где всегда для него приготовлена комната, которую домашние называют, в шутку или хвастаясь, «комнатой кардинала».

Мальвецци вернулся к разговору о племяннике.

– Ну, так ты мне дашь номер телефона Франческо?

– 05165632, можешь звонить когда тебе удобно, он в комнате один.

– Хорошо, завтра утром, после мессы, часов в восемь позвоню. Передай ему.

– Я его сейчас предупрежу. Постарайся звонить нам почаще.

Но как это – звонить почаще. Не говорить же ей – мол, сижу между курами, котами и совами, в постоянном страхе перед очередным наступлением Злого Духа, заставляющего кардиналов думать о побеге, Злого Духа укравшего патриарха из Бейрута и веру в реальность существования выборщиков викария Христа?

Она ведь не видит, в какой атмосфере тут ему живется. Она ведь не сможет понять склонность молодых капелланов, да и пожилых прелатов к сладчайшему безумию. Не может же он рассказывать такие вещи, да и привыкать стал к этой атмосфере тихого течения времени, словно к вечности. Может быть, так начинается сумасшествие? Может быть, так начинается старость – под сурдинку, потихоньку впадаешь в детство; тело теряет цвет, арку бровей, мягчит грудь, округляет бедра? И болезни незаметно захватывают всего человека. Вот и выходит, что конклав стал школой настоящих упражнений в духовности, вершину которой не могут освоить ни черный кардинал, ни, тем более, иезуиты.

Нет, такое ей рассказать невозможно. Позвонит Франческо завтра, не теперь, чему так удивилась сестра. Что-то его в данный момент держит, впрочем, как и другие просьбы о помощи в последние недели.

– Хорошо, Клара, теперь нам надо попрощаться, скоро поговорим еще.

– Когда?

– Через несколько дней, может быть послезавтра.

– Тогда до воскресения, Этторе. Обнимаю.

Положил трубку. Присел на соседнее кресло. Одна сова, сидящая на перекладине для занавесок, с силой бросила в его сторону схваченную летучую мышь. Летучая мышь шмякнулась об пол. Сова тоже была нехороша: она кровила, одно крыло никак не складывалось, спустилась на пол рядом с мышью. Прогнав кота, он поднял мышь на стол, подальше от кошачьих глаз.

Во второй раз позвонил телефон.

– Дядя! Ты никогда не выйдешь из этой норы? Не устал еще играть в выборы папы?

– Франческо… как ты себя чувствуешь? Ты же попал в дорожную катастрофу, уже пришел в себя?

– Конечно, бедро и три сломанных ребра – это не так страшно; правда, это занудство длится вот же сорок дней, так же долго, как ваш конклав. Я о тебе всегда помню – мы ведь не виделись с лета!