Конфиденциальный источник - [10]

— Только у амбициозных журналистов.

Уолтер посмотрел мне в глаза. Он один знал истинную причину моего ухода из «Леджера». Там я сделала самое ужасное, на что способна журналистка. Вступила в любовную связь с Крисом Техианом, которого обвинили в убийстве делового партнера. Именно о Крисе была статья, принесшая мне премию. Уолтер списывал все на мою ранимость, на переживания из-за смерти брата Шона. Он настаивал, чтобы я научилась прощать себе ошибки. Забывать прошлое.

— Может, тебе стоит уехать из этой дыры? Возвращайся в Бостон, там будет безопаснее. Там круглосуточные магазины грабят без жертв.

— И ездить на работу в Саут-Кингстон?

Уолтер сморщился:

— Брось. Ты же ненавидишь эти провинциальные дела. Джералин считает, «Леджер» возьмет тебя обратно с руками и ногами.

Джералин, моя старая подруга из «Леджера», помолвлена с Уолтером. Поскольку я написала жесткий очерк, в котором обличалась властная сущность Криса Техиана, никто и не подумал, что я в него влюблена. Страсть вперемешку с ненавистью затуманили мое сознание.

— Они бы не пожелали моего возвращения, если бы знали, что я нарушила всякую журналистскую этику.

Уолтер взглянул вверх, словно разговаривал с потолком.

— Журналистская этика? Это оксюморон?

— Брось, ты же понимаешь, о чем я.

— Я понимаю, что тот ублюдок получил по заслугам. Мир стал чище, когда Криса Техиана посадили за решетку. Как бы тебя ни мучила совесть, давно пора с этим покончить.

Он допил чай и поднялся с софы, будто спор закончен.

— Я не могу вернуться в «Леджер».

Мой жалобный тон заставил его сесть обратно.

— Ладно. — Уверенность растворилась, и серые глаза Уолтера стали такими усталыми, словно над ним повисли проблемы, которых не разрешишь за всю жизнь. — Но ты ведь не была здесь счастлива, даже до сегодняшнего дня.

— В следственной команде Провиденса появилась вакансия, — сказала я.

— Да? — Он твердо посмотрел на меня.

Выдвину ли я свою кандидатуру? Буду ли бороться? Я пожала плечами, будто пока не уверена, хотя на самом деле только об этом и мечтала.

Уолтер молча снял наручные часы, затем все кольца, наконец поднялся, чтобы достать из кармана бумажник и ключи. Свалил все в общую кучу на журнальном столике. Я не собиралась вдаваться в подробности, а у него не было желания вытягивать из меня каждое слово.

«Что, если меня опять ждет провал?» — хотелось мне спросить. Но мы уже не раз поднимали эту тему, и я знала, что он скажет. Уолтер считал, я поступила правильно. Приговор Крису Техиану вынесла не моя статья, а правосудие. Какую бы роль я ни сыграла, с этим давно покончено, и надо жить дальше.

— Я боюсь браться за серьезное расследование.

— Знаю, — устало ответил он. — Но ты же не успокоишься, пока не докажешь что тот неудачник в Бостоне был случайной ошибкой. — Уолтер сделал пару шагов к окну, чтобы последний раз взглянуть на Уэйленд-сквер. — И если тебе так уж хочется жить в этом чертовом штате, так будь тут по крайней мере счастлива.

Я проснулась в семь утра. Мне снилось, что я пытаюсь выманить из клетки длиннохвостого попугая. Горела лампа у кровати, я спала полусидя, на животе лежал «Ньюсуик» недельной давности.

Должно быть, заснула за чтением. После смерти отца год назад я так боялась лишиться сна, что послушалась совета Уолтера и начала каждый день бегать. Теперь даже стрельба не помешала бы мне заснуть.

Однако сейчас мозг дал сбой. Я с отвращением посмотрела на окно, за которым брезжил серый рассвет, и выбралась из-под одеяла. На цыпочках пробралась на кухню за стаканом клюквенного сока мимо храпящего на матраце Уолтера. Краешком глаза я уловила те самые цвета, в которые был окрашен попугай в моем сне: ярко-зеленые и желтые перья — как лотерейные билеты, что я купила вчера у Барри и бросила на стол.

Вернувшись в спальню, я надела трико, обтягивающий топ для бега, футболку с длинными рукавами и любимую куртку, достала кроссовки. Я не стала даже чистить зубы: так хотелось поскорей оказаться на улице.

Было ясное октябрьское утро, но ноги закостенели, и пришлось пробежать пару кварталов навстречу движению транспорта, чтобы разогреться. Улицы были пусты, однако я постоянно оборачивалась, когда бежала по Батлер-авеню.

Вот и паранойя. Еще слишком рано, чтобы кто-то прочел мою статью: газету еще не развозили по магазинам. Никто не догадается, что одинокая женщина, вышедшая на утреннюю пробежку, — журналистка. Та самая, которая вызывала полицию.

Я окинула взглядом улицу. Тротуары пусты, на дорогах — ни одной машины. Сердцебиение, однако, восстановилось, только когда Батлер-авеню сменилась проспектом Блэкстоун — зеленой улицей с величественными зданиями и широким зеленым парком, который разделял километровый прогон. По утрам в будние дни казалось, будто весь Ист-Сайд прибегает сюда на работу. Однако в субботу утром здесь вообще никого нет.

Я побежала на север, пересекла парк, вернулась по тенистой тропе, оглядываясь каждый раз, когда ветерок колыхал листья или поднимал слишком много пыли. На полпути домой я наконец-то ощутила успокоительную духовную пустоту, некое подобие безмятежности под пестрыми осенними листьями.