Коненков - [97]
Вера Игнатьевна держалась с достоинством. Очаровательная, почтительная по отношению к старшему товарищу, она возвращается мыслями к славному времени революции. В ее словах благодарность Коненкову, стоявшему у истоков:
— Работа по плану монументальной пропаганды была тем зерном, из которого проросла советская скульптура. В те дни перед искусством раскрылись невиданные перспективы, оно обогатилось новыми целями. Ведь задача, поставленная Лениным, была важна и необходима не только для народных масс, но и для нас, художников.
Коненков молча слушает Мухину. Никогда еще с такой остротой не испытывал он чувства досады за годы, проведенные вдали от Родины.
Коненков не поставил еще точку, он уверен, что осуществит свои монументальные замыслы, создаст скульптуру-символ: «Мухина говорит со мной о прошлом, словно не допускает мысли, что я способен наверстать упущенное. А разве мои семьдесят два, — с обидой рассуждает он про себя, — дают право на этот снисходительный разговор?»
— Реализуя ленинский план монументальной пропаганды, — продолжает Вера Игнатьевна, — мы учились масштабности и смелости мысли, учились творчеству в самом высоком смысле этого слова.
Коненков молчит. Замолкает и Вера Игнатьевна. Сближения не произошло.
— Спасибо за все. Будем рады видеть вас… в гостинице, — сославшись на занятость, прощается Коненков.
Мухина пришла вскоре с ответным визитом. Но холодность не исчезла.
В тот же день, 5 января, в 419-м номере гостиницы «Москва» появился Иван Федорович Рахманов. Ученик, товарищ по поездке в Грецию, друг, которому доверялось самое сокровенное. Многим был обязан Коненков своему старому товарищу. Увидели друг друга и прослезились.
Неожиданно без приглашения, прознав, что Коненков вернулся, пришли две старые цыганки из бывшего «Яра». Незваные, да желанные. И пели, и плясали, как бывало. «Принес бог гостя, дал хозяину пир», — шутил, проводив веселую компанию до дверей, Сергей Тимофеевич.
6 января. В полдень приехал известный живописец-пейзажист Василий Васильевич Мешков. Отец послал его позвать Коненкова. Старый, грузный, больной Василий Никитович Мешков из дома не выходил, поэтому с нетерпением дожидался часа, когда друг сердечный, друг старинный выберется к нему.
Гость на гость — хозяину радость.
Мешков ушел, и тут же появился Александр Иванович Покрышкин. Честь Коненкову, а прославленному летчику большой интерес побывать у скульптора.
Приходили Базыкины. После того как Владимир Иванович помог Коненкову расстаться с Америкой, ему навсегда — признательность и благодарность. Впрочем, еще продолжаются хлопоты. На таможне пребывает грандиозный коненковский багаж — все, что создано им за 22 года. Сергею Тимофеевичу, когда он стал собираться на Родину, в советском консульстве от имени правительства обещали отстроить студию по его вкусу. Теперь настало время исполнения этого желания. Предстояло найти подходящее помещение и оборудовать его под мастерскую.
Эту заботу взял на себя Сергей Михайлович Орлов. Чуть ли не каждый день он появляется с предложениями. Далеко не сразу нашлось место, удовлетворившее Коненкова. Ничего не скажешь, заботливым, самоотверженным другом оказался Сергей Михайлович Орлов. В сорок шестом году он вел к завершению памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому и, поскольку монумент намечали поставить на Советской площади напротив здания Моссовета, был в курсе строительных дел в ближайшей округе. Он-то и приглядел для Коненкова пустующее помещение на углу улицы Горького и Тверского бульвара. И не только убедил, что лучшего во всей Москве не сыщешь, на и помог юридически оформить идею устройства мастерской. Побывав на месте, Коненков составил план мастерской. Стройка шла весь сорок шестой и половину сорок седьмого года. А ему особенно запомнился серенький, слякотный зимний день, улыбающийся Садко — Сережа Орлов, его счастливые глаза: «Нашел! Нашел!..» 6 января это было. Сколько радостных встреч, сильных впечатлений вместил в себя этот день!
Следующий день был не менее напряженным. Американской жизни с ее хваленым темпом оказалось далеко до московской.
В полдень побывали у Ирины Федоровны Шаляпиной. Через нее отношения дружбы с шаляпинской семьей будут поддерживаться до последнего часа жизни Сергея Тимофеевича. Дети Шаляпина будут со всех концов земли приезжать к Коненковым. Ирина Федоровна как родная у них в доме. По пословице: «Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой». Сколько раз в трудные годы гражданской войны грелась она у коненковской печки-«пчелки» в студии на Пресне. Ей очаг Коненковых, где бы он ни был, в гостиничном номере, в мастерской на Тверском бульваре, — родной.
В три часа дня постучался Александр Николаевич Златовратский — товарищ молодых лет, коллега по профессии, участник работы по осуществлению плана монументальной пропаганды. Нашлись и другие старые друзья Коненкова, со всеми товарищество продолжалось. Кажется, среди своих сверстников Коненков ушел из жизни последним.
8 января 1946 года Коненкова посетил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. О чем говорили скульптор с композитором? О Рахманинове и Зилоти, Артуро Тосканини и Леопольде Стоковском, с которыми Коненков встречался в годы американской жизни. Об исполнении в Нью-Йорке кантаты Прокофьева «Александр Невский», о том, как дирижировал Седьмой, Ленинградской симфонией Ооновский. Шостакович восхищался музыкальностью, не просто музыкальностью, современной музыкальной ритмичностью коненковской скульптуры. Это оценка драгоценнейшая.
Киноведческое эссе «Наша Любовь» основано на опыте личного общения, изучении документов, мемуаров и архива звёздной пары народных артистов СССР Любови Петровны Орловой и Григория Васильевича Александрова. Автору литзаписи, фактическому создателю биографического опуса Г.В. Александрова «Эпоха и кино» писателю Юрию Бычкову из первых рук были предоставлены документированные факты, личные переживания, краски эпохи.В книгу включён большой объём фотоматериалов по теме «Любовь Орлова в киноролях и в жизни».
Как и в первой книге трилогии «Предназначение», авторская, личная интонация придаёт историческому по существу повествованию характер душевной исповеди. Эффект переноса читателя в описываемую эпоху разителен, впечатляющ – пятидесятые годы, неизвестные нынешнему поколению, становятся близкими, понятными, важными в осознании протяжённого во времени понятия Родина. Поэтические включения в прозаический текст и в целом поэтическая структура книги «На дороге стоит – дороги спрашивает» воспринимаеются как яркая характеристическая черта пятидесятых годов, в которых себя в полной мере делами, свершениями, проявили как физики, так и лирики.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии `Жизнь замечательных людей`, осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют свою ценность и по сей день. Писавшиеся `для простых людей`, для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.