Конец "Зимней грозы" - [74]

Шрифт
Интервал

Лицо ломило, оно немело, и Курков то и дело тер его рукавицей левой руки. Маленькие танки, незаметные в складках местности, все более приближались к вершине угла схождения с немцами, которые их все еще не замечали. Головная колонна немецких машин, уже отчетливо зримая, мощная и грозная в своем неуклонном, упорно-стремительном движении к цели, с ровным, нарастающим низким гулом и лязгом катилась по степи в бурунах высоко вздыбленной снежной пыли. Невооруженным глазом уже были различимы черные кресты на пятнистых бортах.

«До немцев менее километра! Пора спускаться в танк! Вот сейчас, сейчас!» — придерживал себя Курков.

Его взвод, описав пологую дугу на местности, подбирался к гитлеровцам со стороны зацепившегося за горизонт огромного, разбухшего сочным багрянцем солнца, бьющего в борта немецких машин, четко рисовавшихся на фоне темной стороны небосклона. Гюнерсдорф не исключал засаду. Именно поэтому он вывел в голову все тяжелые Т-4, вооруженные 88-миллиметровыми пушками. Эти пушки на танках были сюрпризом для русских и, как считал Гюнерсдорф, грозой огнеметных танков. Его командирский танк следовал в центре клина сразу за новыми танками. Прикинув, что в немецком строю более сорока танков, Курков оглянулся, желая услышать шум моторов основных сил полка. Сзади степь тонула в половодье закатного багрянца, ничего невозможно было разглядеть, но лейтенанту показалось, что он явственно слышит нарастающий лязг и рев танковых моторов. Помахав над головой вытянутой рукой, он спустился в люк и, захлопнув крышку, подключился к рации.

— «Ноль первый», «Ноль первый»! Я — «Ноль пятый», атакую! Прием…

Рация молчала, и он решился.

— Взвод, слушай мою команду! Строй-линия, с места залпом по моей команде… — с расстановкой чеканил лейтенант, с наслаждением прильнув окостеневшим лицом к теплой резине наглазника и нащупывая ногой педаль спуска. В светлом пятне прицела, перечеркнутом перекрестьем нитей, задвигался, сползая то вправо, то влево большой черный крест в красных угольниках. Под ним мелькала траками гусеница, швыряющая назад вверх похожие на сгустки крови шмотки снега. Курков целился как в бегущего зверя, с опережением, весь собравшись в стремлении не наспешить.

— Огонь! — выдохнул он.

За перекрестьем рассыпалась на куски и мгновенно провалилась будто запятнанная кровью броня. Он быстро вращал маховики, тянул механика-водителя за воротник, толкал носком сапога то справа, то слева в спину. Танк пятился, виляя из стороны в сторону. Кружок прицела выхватил башню, вращающуюся в клубах дыма. Ствол пушки быстро укорачивался, сверля черной сердцевиной дульного тормоза. Упреждая немца, лейтенант загнал в казенник снаряд и нажал спуск. И тут вдруг грохот в наушниках прорезал знакомый мягкий голос:

— «Ноль пятый», «Ноль пятый»! Молодец уже, аслановец! Отвлекай дальше к балке, выхожу немцам во фланг… Всем, всем! Боевой порядок — линия! Атакуем вдоль дороги! Огонь! — командовал Асланов.

* * *

Полковник Бурдов, досадуя, что у стереотрубы нет так далеко вправо сектора обзора, подошвой сапога с силой толкнул дверь мазанки и, схватив с вешалки папаху, нырнул в клубившийся с мороза пар. За ним, хватая ушанки, выскочили все, кто находился на КП. Над притихшей степью, как сначала показалось, совсем неподалеку метались пушечные залпы, перемежаемые тугими ударами взрывов, раскатисто отдававшимися где-то в стороне, летела отрывистая пулеметная долбежка. Далеко к северу, клубясь, вихрились и растекались вширь багрово-черные дымы, пронизанные блицами вспышек.

— Напоролись-таки! Но откуда у Асланова огнеметные танки? — обронил Кожбахтеев.

Внезапно померк искристый багрянец окоема и где-то высоко над ним, в зазвучавшем ультрамарином куполе, занялось пожаром одинокое облачко. Потянуло пробирающим до костей ветерком. Штабисты подпрыгивали, хлопали руками по бедрам. Степь быстро затягивалась серовато-белесой дымкой, из которой росли, изгибаясь по ветру как зловещие, неземные деревья, частые дымные смерчи. Гул канонады отдалялся. Докатилось несколько пушечных выстрелов, и все стихло.

— Ишь ты, «огнеметные»! Солнце зашло, и куда они девались? — опустил бинокль Бурдов, поворачиваясь к двери. — Скажешь тоже… Асланов и без огнеметов на немцев панику наводит. Только на сей раз они ему вроде бы дорого достались. Стой! Хватай шинели и пулей в щели! Летят!

* * *

От удара в надбровье и нос из глаз Кочергина посыпались слезы, но он поспешно прилип к резине наглазника и с обжегшей радостью увидел нервозные рывки машин вокруг горевшего бронетранспортера. Мерное движение колонны сломалось, образовался затор, и в ярком кружке прицела вдруг обозначились грузные, угловатые силуэты. Они, поворачиваясь, укорачивались, рыскали длинными стволами пушек, сверкавших пламенем выстрелов. Снаряды рвали воздух в стороне, и только случайный осколок, взвизгнув, обдал снегом.

— Шевелись, ребята! — не слыша щелчка затвора пушки, свирепо оглянулся Кочергин. — Без команды заряжай! Одними бронебойными.

Яростно растерев переносицу, он прильнул к наглазнику. Перекрестье ниточек пересекало самую гущу заторившихся машин, и, слыша щелчок затвора, Кочергин поспешно нажал спуск. Сорокапятка отрывисто тявкнула, дернулась, его голова отлетела назад, но, слыша новый щелчок затвора, он жадно вдавился лицом в наглазник: в дымном небе подслеповато гас и снова взрывно вспыхивал кратером пожара зрачок yxодящего солнца, зажигая багрянцем смоляные космы дыма, тянущиеся ввысь от Верхне-Кумского. Зло крутнув маховик, Кочергин вдруг увидел в перекрестье кругляк командирской башенки, лежащей как огромная банка от гуталина на башне ближнего танка. Он спускался в балку. Стараясь удержать кругляк в центре перекрестья, Кочергин нажал спуск: куда ушел трассер, он не уловил, но танк быстро разрастался в прицеле. В глаза вдруг блеснуло, и одновременно справа трескуче ударил взрыв; за бровкой в желтом тротильном облаке вверх полетели комья и земляное крошево. В прицел Кочергин хорошо видел, как, лавируя, танк приближался. Он задирал ствол пушки и поводил из стороны в сторону дульным тормозом. Дождавшись щелчка затвора, Кочергин снова нажал спуск и снова промазал. Нервничая, он резко крутил маховички наводки, отчего цель, дергаясь, все время исчезала из кружка прицела, и вдруг левее он заметил другой танк, спускавшийся в балку.


Рекомендуем почитать
Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Сильные духом (в сокращении)

Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.


Синие солдаты

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.