Конец "Зимней грозы" - [70]

Внезапность появления, неожиданность сближения были в основе тактики боевых действий 235-й Отдельной особой танковой бригады, вооруженной огнеметными танками. Командир бригады полковник Бурдов недоумевал по поводу необъяснимой оплошности немецких артиллеристов, обнаруживших свою батарею из-за одного лишь случайного танка. Он снова и снова просматривал в стереотрубу ожившую панораму пересеченной низины, отделяющей поселок Заготскот от Верхне-Кумского, в поисках какой-либо иной цели батареи и не находил ее.

«Не льстились бы на каждый танк, не мелочились! — удовлетворенно хмыкнул полковник. — А он, бедняга, сгорел вчистую, — поглядел Бурдов на столбик дыма за бровкой балки, — но дорогой ценой немцам достался!»

Низкорослый, коренастый, подчеркнуто неторопливый в движениях и жестах, Бурдов энергично распрямился и повернулся к зуммерящей рации. Все последние дни, не покидая своего КП, оборудованного в одном из окраинных домиков поселка Заготскот, он почти ни разу не вздремнул, но чувствовал себя бодрым. Его осунувшееся лицо с резкими морщинами вокруг рта и на лбу, у переносья, было привычно бесстрастно. Но Бурдов отметил, что сегодня что-то кровь особенно гулко пульсирует в висках и немного побаливает голова. «Накопилось», — решил он. И тут же перескочил мыслью на то, что все в общем складывается для бригады неплохо. Немцы почти не бомбили Заготскот, если не считать двух-трех случайных заходов «хейнкелей», которые, разворачиваясь после бомбежки Верхне-Кумского, попутно сбросили сюда несколько фугасок. Вот только его огнеметные танки больше не сюрприз для противника. Отработанная тактика их боевого применения требует пересмотра. Да и какая здесь могла быть внезапность, ежели обзор кругом на километры? Уничтожение противотанковой батареи — это просто подарок! Вернувшись мыслями к ближайшим действиям, Бурдов, с руками за спиной, привычно покачавшись на коротких ногах, решительным жестом подозвал находившегося на КП начальника штаба одного из батальонов — старшего лейтенанта Бондарева. Тот еще в дни формирования бригады в осеннем Подмосковье, привлек благосклонное внимание комбрига своей подтянутостью, аккуратностью и исполнительностью. Бурдов внутренне отмечал, что все это носит демонстративный характер и Бондареву свойственно подчеркивать свою принадлежность к касте штабных работников показной озабоченностью. Оба подошли к карте, разложенной в центре комнаты на большом дощатом столе, у которого колдовал начальник штаба бригады подполковник Кожбахтеев. Он поспешно выпрямился и сделал шаг назад.

— Смотрите, старший лейтенант! — взял лежащий на карте карандаш Бурдов. — Здесь, у северной оконечности балки, ведет бой рота Доценко, Против него девять танков, доложил он по рации, — тэ-три и тэ-четыре. Он должен с ними управиться быстро и в дальнейшем действовать вот здесь! — ткнул он карандашом в карту.

Кожбахтеев старательно выводил что-то в блокноте.

— Я ему по рации приказ передать не могу, передадите лично, — изучающе взглянул полковник на превратившегося в слух Бондарева. — Как только Доценко закончит бой, пусть отойдет сюда, к окраине поселка Заготскот. Здесь он займет исходную позицию и будет готов контратаковать к югу, в направлении Аксая, — высот 137,2 и 147,0. Что-то вам неясно, старший лейтенант?

— Но от Аксая непрерывно атакуется не Заготскот, а Верхне-Кумский… То направление сейчас самое опасное!..

— Оно прикрыто танковой группой корпуса генерала Вольского. И немцы снова сунутся сюда. Поэтому лучше, если Доценко один танк не уничтожит — оставит! Никто так, как сами немцы, не убедит немцев, что прорваться на Громославку по-прежнему невозможно! Еще вопросы? — выжидающе посмотрел Бурдов почему-то на чернявого Кожбахтеева, водившего карими, навыкате, глазами за карандашом комбрига по карте и в старании все запомнить избородившего морщинами широкий лоб.

— Все ясно! — стукнул каблуками сапог Бондарев. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте! — негромко приказал Бурдов и, отвернувшись, размеренными шагами направился к стереотрубе.

Кожбахтеев снова проворно склонился к карте.

Батальонная полуторка, дежурившая у КП, замысловато виляла, то и дело визжа тормозами. Водитель выбирал места, утрамбованные гусеницами танков, объезжая воронки и пахнущие гарью, обугленные остовы сожженных бригадой гитлеровских машин. Впереди, сотрясая воздух, сверкнули молнии артиллерийских залпов, а над ними мгновенно уходили вдаль светляки трассирующих пуль. Но огнеметного пламени нигде не было видна. Звуки боя смещались куда-то к югу, все туже охватывая полукольцом Верхне-Кумский, над которым поднимались в меркнущую высь прошитые трассами дымные вихри. По сторонам, то тут, то там, из перепаханной, дымящейся земли торчали длинные стволы пушек, исковерканные огнем, еще светящиеся сквозь окалину тусклым багрянцем причудливо покалеченные лафеты, колеса с обуглившимися протекторами. Догорали легким золотистым пламенем обломки снарядных ящиков, раскиданные взрывами на сотни метров вокруг, пластались по земле остатки машин, спрессованных многотонным танковым прессом. Сожженная, разгромленная батарея, в сторону которой, как показалось Бондареву, водитель свернул преднамеренно, осталась позади, показались стены окраинных строений Верхне-Кумского. Там мгновенно ярко плеснула огненная струя, упавшая гигантским пламенно-дымным занавесом. Гонимая восточным ветром, она как черная клокочущая лавина хлынула вниз по Неклинской балке. Танки Доценко были близко. Осторожно замедляя ход, полуторка встала. Бондарев и сопровождавший его автоматчик спрыгнули наземь…