Конец "Зимней грозы" - [19]

* * *

Экипажи 1-й и 2-й танковых рот, роту управления и роту технического обеспечения построили на деревенском кладбище с обеих сторон холмика, в две шеренги, лицом друг к другу. За спинами танкистов кое-где маячили немногочисленные пестрые платки, шапки и казацкие фуражки. Верный себе Ибрагимов был краток, но нашел точные, неизбитые слова. Затем воздух порвал нестройный залп из пистолетов и автоматов и последовала команда «разойдись!». Кочергин еще постоял в раздумье у пирамиды под звездочкой, собирая в памяти немногое, связанное с Гаспаряном. Вспомнив затем про свои разнообразные штабные дела, он зашагал было к автобусу, но ноги настойчиво заворачивали его к большой избе, в которую он уже заходил и облюбовал себе, Мотаеву и Козелкову. Захотелось немного передохнуть под крышей дома у симпатичной молодой хозяйки по имени Настя.

В горнице душисто пахло теплым ржаным хлебом, горячими древесными угольями, парным молоком и еще чем-то пряно-кисловатым, очень домашним. Он с наслаждением глубоко вдыхал запах жилья. Заманчиво выглядели перины широкой, с великолепием кружевных накидок, деревянной кровати. Но, не решившись портить ее убранство, разостлал свой ватник на широкой лавке. Затем, засунув теплые, домашней вязки носки в какое-то гнездо лежанки и, оставшись в брезентовом комбинезоне, улегся на спину, уперся голыми пятками в печь и, как ему казалось, на несколько минут закрыл глаза…

— Что ты тут спалил, засоня! — разбудил его злой голос Мотаева. — Очнись! — тряс он его за плечи. — Дышать нечем!

— Проклятые носки! — вскочил Кочергин, утирая обильные слезы от рези в глазах.

Подвинув лавку, они уселись за стол. Кочергин поправил фитили, стало светло. Из полуоткрытой двери тянуло свежим снежком, по полу стлался ватный пар, цепкий запах гари спадал. Разомлевший лейтенант, преодолевая остатки сна, захлопнул дверь.

— Куда Иван девался? Я его здесь ждал. Потом заснул вот…

— Ладно, не оправдывайся! В лесу Козелков. На твоем «бобике». Сменишь его. Он сюда немецкую дисловокацию привезет. Да обувайся наконец, чего расселся? Полуторка с солдатами ждет. Поворачивайся!

— Что там в лесу-то? — торопливо натягивал сапоги Кочергин.

— Скоро узнаешь! — развертывая карту, оглядывал Мотаев горницу. — Эка хоромина! Давай поближе к лампе. Немцы, которые не на машинах, едва ноги унесли. Сапоги многие побросали, когда в лес драпали. Метров восемьсот отсель он будет, а по большей части от танков ушли!

— Надо ж!

— Услышали, танки обходят, и, видя машины Вулыха, верно, решили, что остальные тоже тридцатьчетверки. А их они во как боятся!

Мотаев вдруг смолк, сидел сжав губы, собрав в складки лоб.

— Снова потери у нас? — насторожился Кочергин.

Капитан пояснил, что у Орлика два танка немцы совсем сожгли, четверо в тяжелом положении, а автофургона санчасти все нет. Пропал где-то. Надо немедленно доставить к обожженным второго лечпома. Тот здесь на машине с автоматчиками. Потом он с ними на полуторке вернется. До рассвета надо ему управиться. К тому-то времени санчасть в Немки придет. Показав на карте дорогу, Мотаев заметил, что сбиться и нарочно нельзя, другой нет:

— Сразу за Немками речка, ее верховье. Как пересечешь, через полкилометра высокий лес. Лесом до полян, вот они, — показал он на карту. Там немцы машины побросали, фургоны какие-то здоровенные. Дальше — по южной опушке. Вдоль ее, правее, немецкие окопы и блиндажи. В них теперь тишина. Семидесятки знатно поработали, — поднял он большой палец. Затем, внимательно посмотрев на Кочергина, как бы убеждаясь, что тому все ясно, он показал на карте поворот дороги за полянами влево, к излучине Мышковы и дальше, к Дону — расположение наших танков. Передав ракетницу и патроны к ней, Мотаев в заключение приказал «накачать» Козелкова, чтоб тот по тревоге явился с точными разведданными. С рассветом фашистов в лесу будут долбать всей бригадой, а данных пока нет!

— Погоди! Что же все-таки там у немцев?

— Похоже, то же, на что у речки Карповки напоролись, только здесь немец позлее будет. У него за спиной Дон!

При слове «Карповка», видимо, по ассоциации, Кочергин в жарко натопленной избе зябко передернул плечами…

Заглянув под брезент, в искрящую красными вспышками черноту кузова «газика» и поздоровавшись с солдатами, Кочергин спросил, здесь ли военфельдшер. Несколько голосов нестройно ответили, что он в кабине, с водителем. Открыв дверцу, Кочергин увидел сутулую фигуру, подпиравшую потолок. Сыроежкин, как назвался военфельдшер, в зеленой петлице командирской шинели имел кубиком больше и неохотно расстался со своим местом. Оружия у него не оказалось, что окончательно обозлило Кочергина.

— На прогулочку собрались? Держите вот гранату и полезайте к автоматчикам, — приказал он. — Живо!

Сыроежкин, взяв в одну руку «лимонку», в другую — свою сумку, ни слова не говоря, полез в кузов. Полуторка тронулась. За околицей вскоре показалась замерзшая речушка. Там, где ее пересекала дорога, воду покрывало крошево «сала». Дальше, казалось, близко, темнел лес. Водитель притормозил.

— Смотри не застрянь, здесь глубина около метра, — повернулся к нему Кочергин. — Может, я за руль сяду?