Конец века в Бухаресте - [156]

— Возможно. Ведь ты меня знал, когда я был совсем ребенком. Лучше я буду тебя звать дядя Янку.

— Пусть будет так! Я очень рад вас видеть!

Урматеку взял Буби под руку и проводил к домнице Наталии. Молодой человек очень ей обрадовался. Придвинув стул, он сел возле нее, и у них начался долгий разговор.

Обилие света, музыки, вина, закусок согрело души, но гости по-прежнему вели себя чинно, говорили не поднимая голоса, сопровождая речь плавными, уверенными жестами. Сразу было видно, каково происхождение и воспитание собравшихся. Поздравляя, они чуть-чуть приподнимали бокалы и больше улыбались, чем произносили спичи. Разговоры не иссякали, ибо каждый быстро находил и говорил такое, что продолжало и оживляло беседу. Урматеку то там, то здесь улавливал обрывки хвалебных слов и был счастлив, что все это происходит в его доме на свадьбе Амелики.

Спустя некоторое время он встретил Буби в буфете. Гости уже заметно поредели.

— Давненько мы не видались с вами, Буби! Я даже соскучился! — заговорил Урматеку, и чувствовалось, что он не притворяется.

— Я тоже, дядя Янку! — отвечал молодой барон. — Многое случилось с тех пор.

Наступило молчание. Казалось, оба боятся заговорить об одном и том же. Урматеку протянул бокал Буби и поднял свой.

Выпили молча. Неожиданно Урматеку заговорил:

— Вид у вас совсем невеселый. Тяжело достается. Ведь правда?

Барон кивнул в знак согласия.

— Знаю, — продолжал Янку. — Не думайте, что я не пытался узнать, что с вами происходит. Это же уму непостижимо! И как вы могли допустить, чтобы они довели вас до такого состояния?

Буби пожал плечами, словно желая показать, что все упреки и укоры напрасны.

— Мало им того, что от вас получили, мало и того, что сами награбили, — продолжал Янку. — Им от злости хотелось бы все пустить прахом и остатки по ветру разметать, а вас с мотыгой в руках оставить! Еще можно что-нибудь спасти?

— Откуда я знаю! Я только вижу, что дела мои плохи! — отвечал барон.

— По крайней мере вы ясно представляете свое положение? Вы ведь должны знать, как следует поступить!

— Я старался. Теперь, как мне кажется, я собрал все нити. Мне известны все расходы и все кредиторы.

— Кредиторы? И вам нужны были кредиторы?!

— Ведь планы были такие обширные…

— И подлые! — подхватил Урматеку. Голос его обрел прежнюю силу и напористость.

Усталость и печаль тенью легли на лицо молодого барона. Но слова Янку как бы подстегнули его, придали ему смелости. Та уверенность, которую он с детских лет ощущал, находясь рядом с Янку, опять вернулась к нему. Вновь всколыхнулась вера в спасительную дружбу, и Буби, на мгновение забыв свою гордость, решился выпалить скороговоркой то, что мучило его:

— Если я не сумею спасти те крохи, которые еще остались, я через три месяца окажусь нищим! Даже отцовские дома пойдут с молотка!

— До этого дело дошло? — испуганно переспросил Урматеку. — Чего же вы не послали за мной? Теперь, когда вас бросили совсем одного! Я все ждал.

— Я не решался! Думал, что ты ненавидишь меня, сам знаешь за что!

— Барон Барбу, ну как вам не стыдно толковать про всякий вздор! Ни одна женщина не достойна такой жертвы, а уж эта тем более!

Янку взял Буби за руки и привлек к своей груди.

— Завтра я возьмусь за дела! Вы меня принимаете? — спросил он.

— Дядя Янку, как мне тебя благодарить!

Слезы радости и признательности навернулись на глаза Буби. Запоздалая улыбка появилась у него на лице, и он по-дружески пожал руку Урматеку.

Было уже за полночь. Гости уходили один за другим. Удалился и счастливый молодой барон. Дом опустел, принялись гасить лампы. Урматеку оказался среди своих людей. Новобрачные отправились отдыхать. На следующий день они уезжали в далекое свадебное путешествие.

Янку на несколько минут отлучился: ему мешал фрак. Когда он вернулся в своем привычном костюме, он снова был оживленным, веселым, готовым продолжать попойку.

Грянула другая музыка, рекой потекло вино, посыпались бесконечные шутки. Илие Пупэзэ играл, вкладывая всю душу в свою скрипку. Фриц что-то пел по-немецки. Сестры Швайкерт танцевали, то одна, то другая. Старый Лефтер все чаще и чаще хлопал глазами. Уставшая кукоана Мица, опустившись на стул, улыбалась как во сне.

Только сейчас Янку смог как следует рассмотреть Тудору. Она ему понравилась. Женщина она была живая, умная, не прочь была и поразвлечься. Подозвав ее поближе, он осыпал ее любезностями, наклоняясь над ней и вдыхая запах ее волос. Вино и женщины всегда поднимали ему настроение, взывали к жизни, которая не желала умирать, не хотела отступать ни перед чем.

Сквозь открытые окна вместе с утренней свежестью проникал и рассеянный свет. На улице стали постепенно вырисовываться дома, в саду из сплошного ночного мрака начали проступать отдельные деревья… Янку веселился без удержу. Вдруг он вскочил и воскликнул:

— Встать! Кто там спит? Все за мной!

Сбежав по главной лестнице, Янку пересек двор, направляясь к линейке Фрица. Гости робко последовали за ним.

— Садитесь! Чего стоите! Желаю продолжить праздник так, как мы это умеем! Ведь Амелика один раз выходит замуж!

Обняв Тудору, которая оказалась с ним рядом, за талию, Янку подхватил ее и посадил на линейку.