Конец третьего рейха - [17]

Ставка требовала стремительного развития наступления. Это диктовалось политической обстановкой и интересами польского народа.

Утром 21 июля к нам на командный пункт прибыл командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Прежде чем попасть сюда, ему пришлось немало поблуждать, так как КП армии успел за это время продвинуться далеко вперед.

Ознакомившись сходом наступления, маршал признал действия гвардейцев отличными и тут же принял решение немедленно ввести в прорыв 2-ю танковую армию. Она получила задачу двигаться в направлении Люблин, Демблин, Прага (пригород Варшавы), с тем чтобы обойти вражескую группировку и отрезать ей путь на запад.

Чтобы переправить танки через реку, были наведены три 60-тонных моста (до этого у нас уже имелось два 30-тонных и два 16-тонных моста). Быстрая наводка мостов обеспечивалась тем, что, несмотря на загруженность дорог, понтонные парки продвигались вслед за боевыми порядками войск.

Пока наши стрелковые части продолжали с боями идти на запад, танкисты переправились через Западный Буг и утром 22 июля уже обогнали пехоту и устремились к Люблину. Я крепко пожал руку сияющему С. И. Богданову, пожелал успеха и заверил, что пехотинцы 8-й не отстанут от танкистов. На другой день 2-я танковая армия совместно с 28-м гвардейским стрелковым корпусом окружила город и начала бой с его гарнизоном.

23 июля, подъехав к окруженному городу, я узнал от командира 28-го гвардейского стрелкового корпуса генерала А. И. Рыжова, что Богданов ранен. Он ехал на бронетранспортере за своими танками по северной окраине города и попал под пулю немецкого снайпера. Ему раздробило плечевую кость.

То, что Богданов оказался в пекле боя, для меня не было неожиданностью. Это в его характере: видеть все своими глазами и руководить войсками непосредственно на поле боя, а не из глубокого тыла.

Я не осуждал Богданова. Командир только тогда правильно оценит обстановку, особенно в современном высокоманевренном бою, когда будет чувствовать пульс боя. Что ж, иногда приходится и рисковать, но это окупается сохранением жизней многих и многих солдат, и успех добывается меньшей кровью. Надо учитывать и огромное моральное значение поведения командира в бою. Бойцы, видя его в своей среде в самые напряженные минуты, проникаются большей уверенностью в победе. Такого командира солдаты любят, готовы прикрыть его своей грудью и идут за ним в самый яростный огонь, ибо видят, что он делит с ними все трудности.

Я разыскал Семена Ильича в армейском госпитале севернее Люблина. Его собирались эвакуировать. Я спросил:

— Семен, как настроение?

Он, преодолевая жестокую боль, весело отозвался:

— Ничего, Вася, скоро вернусь и обязательно вместе пойдем на Берлин.

Месяца два спустя он действительно вернулся, и мы опять вместе двинулись вперед на Одер, а затем на Берлин.

…Я подхожу к страшным событиям. Мне казалось, что уже ничего не сможет меня удивить, что касалось бы облика фашизма. Я видел все! И бои в Сталинграде, сожженные и разрушенные села и города Украины, только что освобожденные от немецких захватчиков, я видел горы трупов немецких солдат, преданных их генералами, брошенных в бессмысленную бойню. Мы громили армию, обреченную на уничтожение ее командованием и фашистскими правителями страны. Солдат, цепляясь за каждый метр чужой земли, в конечном счете выполнял приказ, он был связан до поры до времени присягой и чувством долга, даже если и видел бессмысленность дальнейшего сопротивления.

Что может быть страшнее преступления против своего же народа, против своей же армии? Оказывается — это еще не самое страшное. Мне рассказали, и я сначала даже не поверил…

На юго-восточной окраине Люблина наши части захватили фашистский концлагерь Майданек.

Теперь слово «Майданек» известно каждому, кто в какой-либо степени интересуется историей второй мировой воины. Тогда это было одно из обычных названий. Оно еще не прогремело на весь мир, о нем еще предстояло услышать на Нюрнбергском процессе. Лагерь смерти… Не лагерь! Фабрика смерти! Организованная и построенная по последнему слову инженерной техники, с помощью которой фашисты изощрялись в уничтожении людей. Я опускаю все подробности, которые теперь широко описаны во многих документальных изданиях. Но скажу откровенно, когда мне рассказывали, когда я увидел фотографии, сделанные нашими офицерами, я не пошел туда… Дрогнуло у меня сердце. Миллионы сожженных в печах людей. Миллионы! Мужчины, женщины, дети, старики… Никого не щадили! Подвешивали живых на крюки, убивали дубинками, травили газами…

Что теперь могло спасти немецкую нацию от уничтожения разгневанными победителями? Какая сила могла теперь остановить руку советского воина, когда он войдет на немецкую землю? Военный совет, командиры и политработники на основе приказа начальника Главного Политического управления от 19.7.1944 г. должны были перестроить работу по-новому, применительно к новой обстановке. Народ не мог отвечать за злодеяния своих правителей. Это народ и нация, сделавшие свой значительный вклад в человеческую цивилизацию.