Конец старой школы - [4]
— Э-э… гаспада… э-э… возьмите тетради.
Топорща носки в сторону, ковыляет к черной доске. Берет мел. Долгий сосредоточенный взгляд на белый кусочек. Скребет мел пальцем. Взмахивает рукой, точно собираясь снять мундир. Четкими, отличными буквами выводит белым по черному: «Бог правду видит, да не скоро скажет». Коротконогий кладет мел на выступ доски и пощелкивает побелевшими пальцами — меловая пыль облачком кружится около руки.
— Пишите, — говорит он и всходит на кафедру, — пишите… э-э… чисто, без помарок… Волоски… э-э… надо делать быстро, сразу, жирную сторону букв… э-э… медленно, плавно нажимая пером… Не спешите, приучайтесь… э-э… с детства к хорошему… э-э… почерку. Красивый, правильный… э-э… почерк… э-э… украшение жизни… э-э… Пишите!
Учитель чистописания Павел Сильвестрович Лоскутин, поерзав, удобнее садится на стул, раскрывает свежий, хрустящий журнал. Тридцать две стриженых головы дружно склоняются над белым полем тетрадок. На белом поле косой дождь голубых линеек.
Первое — «Бог» — у Миши Брусникова получилось отлично: «Б» стоит прочно и крепко, как купчиха, «о» катится по голубой строчке, будто детский обруч, подгоняемый слева палочкой — волоском, «г» — грациозно изгибается, деликатно задерживая мчащийся «о» — обруч. Но со словом «правду» некрасиво вышло: ножка «у» захлебнулась чернилами, «у» похоже на рогатку с толстой ручкой…
…А если бить по летающим «змеям», ничего лучше рогатки нет… Маленький камешек в плоском мешочке сильно оттянуть к себе… Глупый бумажный змей беззаботно, не чуя гибели, плавно виляет хвостом в воздухе… Прищуриться — и выпустить мешочек. Черная круглая резина с воем и судорогой выбрасывает камешек… Тр!!! Удар в барабан… У бумажного летуна переломлена дранка. Штопором, безудержной мельницей — вниз… Человек с рогаткой хватает подбитого летуна…
— Э-э… аккуратней, аккуратней… э-э… Что это у вас? Э-э… Разве это «Бог»? Это у вас «Бок»… э-э… «Баня», а не «Бог»…
Лоскутин около встревоженного Плясова. Долговязый Аверьян Плясов, расширяя голубовато-молочные глаза:
— Павел Сильвестрович, откуда же «Баня»? У меня «Бог»!
— Э-э!.. Не разговаривать!.. Не мешать другим! Э-э… пишите дальше.
По белому полю под косым дождем голубых линеек течет строка за строкой. Переполненная строчками страница переворачивается. Новое поле — свежий голубой дождь. В левом верхнем углу первое «Б» становится на линейку уже привычно, уверенно. Тридцать два исходящих чернилами пера усердно скрипят, царапают…
«…Красивый и правильный почерк — украшение жизни… э-э…»
Малая перемена — десятиминутный миг.
Служитель Филимон покидает полутемный вестибюль с сине-зелеными шинелями и рядами желтокантовых фуражек. Филимон из гвардейских фельдфебелей — высок, строен, молодцеват. Каштановые усы длинно, упруго топорщатся в стороны. Медный колокольчик с деревянной ручкой Филимон плотно прижал к ладони, словно поймал в него шмеля и держит — не забился бы язык колокольчика о медные гудящие стенки раньше времени.
Филимон выжидательно, вкось — на часы у канцелярии. И когда часы показывают неукоснительно точно: половина десятого, — подходит к подножью лестницы. Выпущенный на волю язык колокольчика радостно мечется. Звук бежит по нижнему этажу, взлетает на второй и третий. Взлетев на этаж, разбегается по классам.
Долгожданный звонок-освободитель! Что может быть лучше тебя?
…Вот преподаватель повел пальцем по алфавиту… Тридцать две души тоскливо ждут… Вот палец остановился…
Кого?
Кто-то один из тридцати двух уже знает… Ошибиться нельзя — глаз натренирован и точен: сантиметр ниже — счастливое мимо, сантиметр ниже — гибель алфавитного соседа.
Преподаватель медленно приподнимает голову:
— Ну, скажем, вот…
И вдруг!
Долгожданный звонок-освободитель! Что может быть лучше тебя?
Внизу — разлив. Несутся головы, руки, ноги. Вздымаются, перекатываются бугры. Разлив захлестывает коридоры. Где-то взмахивают кулаки, где-то падают, визжат…
Посредине коридора темно-синими высокими кораблями чинно плывут мундиры. Плывут в тихую учительскую. Только бы добраться до этой комнаты, закрыть дверь — и тишина, и покой, и сладостная десятиминутная папироса. Но плыть трудно. Разлив нагромождает на пути живые самодвижущиеся клубки тел. И надо обходить их, скользить около стены.
Коротконогий темно-синий Лоскутин смело, привычно ныряет — Лоскутин, безысходный классный надзиратель.
— Э-э… Гаспада… гаспада! Кто это? А?.. Что это? А кто бросил? Идем… э-э… к инспектору! Плясов… э-э… встань под часы… э-э!..
Малая перемена — десятиминутный миг. Вот уже Филимон с прижатым языком колокольчика косится на часы. Только что пришедший в учительскую Лоскутин спешно закуривает, косясь через дверь на Филимона.
Рука взмахивает колокольчиком.
Конец перемены.
3. Встать!..
Записная книжечка, крытая зеленой искусственной кожей… Весь мир — в книжечке.
Мир у Бернарда Эразмовича Бурга: квартира на Петровской улице и Реальное училище. Вокруг квартиры и училища — необитаемый пустырь. Впрочем, пустырь не беспокоит Бурга — пустыря нет. Квартира и училище наполняют мир до краев, до отказа. И все это в зеленой книжечке. В верхней и нижней крышках книжечки — трубочки из искусственной кожи. Черный тоненький карандаш продет в трубочки. Квартира и Реальное соединились вместе. Мир закрыт.
Некоторое время назад я прошел по следу одного человека. Дойдя почти до конца, узнал, что я не одинок: еще кто-то пробирается по этому же пути. Я вернулся, чтобы теперь идти уже по двум следам, считая тот и другой интересным для себя. Идти пришлось медленнее, чем прежде, и всматриваясь…Вот об этом и хочу рассказать.Н. М.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»).С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу, даже если фактически на странице всего один столбец.Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка. Зачастую в книге встречается различное написание одних и тех же слов.
![Узелок на память [Фельетоны]](/storage/book-covers/4a/4a0b3f4b6b24d332e927f801c1c68e59489c22f0.jpg)
Фельетоны на злобу дня Василия Журавского и Николая Воробьева (Москвина)…
Эта повесть о мальчиках и бумажных змеях и о приключениях, которые с ними происходят. Здесь рассказывается о детстве одного лётчика-конструктора, которое протекает в дореволюционное время; о том, как в мальчике просыпается «чувство воздуха», о том, как от змеев он стремится к воздушному полёту. Действие повести происходит в годы зарождения отечественной авиации, и юные герои её, запускающие пока в небо змея, мечтают о лётных подвигах. Повесть овеяна чувством романтики, мечты, стремлением верно служить своей родине.
Сборник произведений грузинского советского писателя Чиладзе Тамаза Ивановича (р. 1931). В произведениях Т. Чиладзе отражены актуальные проблемы современности; его основной герой — молодой человек 50–60-х гг., ищущий своё место в жизни.
Литературно-документальная повесть, в основе сюжета которой лежат собственные воспоминания писателя. …Лето 1944 года. Идёт четвёртый год войны. Лейтенант Симов откомандирован в верховья реки Ингоды на заготовку продовольствия и добычу меха. Обескровленная долгой войной страна и советская армия остро нуждаются в мясе, рыбе и деньгах за панты и пушнину. Собрав в Чите бригаду из трёх опытных местных охотников, главный герой отправляется в забайкальскую тайгу… В процессе повествования автором подробно и скрупулёзно освещаются все стороны таёжного промысла. Рассказы о повадках и поведении лесной и речной живности, зарисовки природы и быта промысловиков, описание их добычных хитростей, ухваток и тонкостей изготовления различных снастей и приспособлений — всему нашлось место в этой книге. Текст богато иллюстрирован видами природы и изображениями животных, а также практическими рисунками и чертежами.
Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В однотомник Сергея Венедиктовича Сартакова входят роман «Ледяной клад» и повесть «Журавли летят на юг».Борьба за спасение леса, замороженного в реке, — фон, на котором раскрываются судьбы и характеры человеческие, светлые и трагические, устремленные к возвышенным целям и блуждающие в тупиках. ЛЕДЯНОЙ КЛАД — это и душа человеческая, подчас скованная внутренним холодом. И надо бережно оттаять ее.Глубокая осень. ЖУРАВЛИ УЛЕТАЮТ НА ЮГ. На могучей сибирской реке Енисее бушуют свирепые штормы. До ледостава остаются считанные дни.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.Содержание:Лена.Поддубенские частушки.Дело было в Пенькове.Тетя Луша.Аленка.Петрович.Разорванный рубль.